Патриарх Филарет. Тень за троном - [71]
Допрошенные перед судом слуги князя показали, и он сам признал, что по пьянке впал в сущую ересь. Даже слугам он запрещал ходить в церковь, «а говорил, что молиться не для чего, и воскресения мёртвым не будет, и про христианскую веру и про святых угодников Божьих говорил хульные слова». В те благословенные времена за отвержение основ христианства князь в милой его сердцу Италии, как и в Польше, отправился бы прямо на костёр. Доказанных церковных обвинений против поэта и в России хватило бы для сурового приговора. «И за то довелось бы тебе учинить наказание великое, потому что поползновение твоё в вере не впервые и вины твои сыскались многие, — гласит приговор. — И по государской милости за то тебе наказанья не учинено никакого»!
Финал большого суда с участием царя и патриарха воистину неожиданный. Филарет Никитич подошёл к делу по-отечески, взяв на себя заботу о судьбе знатного юноши, оставшегося без родителей. Все «ереси» князя патриарх списал на пьянство. А вот с ним надо было бороться. По традиции тяжкого алкоголика приходской священник отправлял «на исправление» в монастырь (обычно по просьбе жены). Князь был холост, так что патриарх позаботился о нём сам, предварительно очистив судом от обвинений в еретичестве.
Кирилло-Белозерский монастырь. Современный вид
«Для исправления» князь был послан в Кирилло-Белозерский монастырь. Там он должен был подтвердить православным символ веры и дать «клятву, чтобы тебе впредь истинную православную христианскую веру греческого закона, в котором ты родился и вырос, исполнять и держать во всём непоколебимо, по преданию святых апостолов и отцов, как соборная и апостольская церковь приняла, а латинском и никакой ереси пс принимать, и образов и книг латинских нс держать, и в еретические ни в какие учения не вникать».
Филарет Никитич лично дал инструкцию, как содержать князя в монастыре, не оставляя без надзора и постоянно загружая занятиями. Как обычно и случалось, от пьянства Хворостинина удалось вылечить. Но, как истинный диссидент, он впал в противоположное настроение и стал весьма красноречиво обличать учения католиков, лютеран, кальвинистов и прочих схизматиков, добравшись даже до чехов. В глазах кирилловской братии всё выглядело благолепно. Даже предисловие протрезвевшего князя к сборнику обличительных произведении главной темой выдвигало советы «родителям о воспитании чад»[136]. Но Филарет Никитич, даже не прочитав сборника, в конце 1624 г. прислал в Кириллов монастырь суровый выговор игумену и братии за то, что они исправляют князя в корне неверно.
С точки зрения истории русского инакомыслия патриарх был не прав. Однако он полагал основной целью излечение Хворостинина от алкоголизма, для чего требовались душевное спокойствие и благое расположение духа. Для того чтобы вернуться в московское высшее общество, Иван Андреевич должен был успокоиться и найти положительные краски в окружающей его действительности. Писания же князя были взрывом эмоций, направленных прежде всего на самооправдание и самовозвеличение.
Советуя родителям учить детей, князь писал, что «не радеющие об учении детей своих лютому осуждению предаются. Такие и детям своим убийцы бывают, и собственной души, потому что одинаково есть устроить свою душу и направить юного мысль». «Свирепо есть человеку неучение», — утверждал Иван Андреевич. Философ — как здоровый человек среди множества больных. «Царям и владыкам подобает призывать мудрых», ведь малознающие «не только владык своих не спасут, но и сами с ними поражены будут». Темные советники хуже врагов!
Разумеется, князь постоянно имел в виду самого себя. Обличив царское окружение, способное лишь обжираться и упиваться на пирах, но не умеющее даже вести войну, Хворостинин возносит хвалу «благоискусным людям», склонным к учению. «Поистине учение истина есть и истинные приобретают его, от учения бывает всякая правда и благоразумие. Учение есть благоразумие, оно просвещает очи сердечные, опаляя неистовство самохотных страстей». Неистовство страстей князю самому было не обуздать. Он тут же доказывает это, вспоминая множество просвещённых мучеников и плавно переходя па себя: «Мы или муками, или не муками от владык страдаем, бедствуем, насилуемы бываем, нс по истине бываем возвышены, не по истине истязаны и оскорблены»[137].
Прекрасное по форме стихотворное «Изложение на еретики злохульники»[138] ещё чётче показало, что разум князя не успокоился. «Огнепальная погружает меня жития сего волна»! — справедливо заметил поэт. Крайний эгоцентризм заставлял его видеть свою судьбу в любом литературном сюжете, использовать для самооправдания любой повод. Едва зашла речь о святых мучениках, князь уже здесь:
Следствие и суд над князем шли в конце 1622 г., именно тогда он мог пребывать в оковах, а в начале 1623 г. он был уже в монастыре. Главное, что ни в чём виновным Хворостинин себя не признавал:
