Патология лжи - [64]

Шрифт
Интервал

– Мы здесь ради тебя, Глория, – говорит Эмили. – Чтобы тебе не пришлось напиваться одной.

– Мы больше не собираемся заставлять тебя ходить к адвокату, – продолжает Дейрдре. – Вы с Лолитой оказались правы, а мы ошибались. Ты всегда можешь на нас положиться.

– Мы должны заказать пару мисок гуакамоле. – Я щурюсь, пытаясь привыкнуть к белизне «Пинто» после полумрака «Таверны Нунера».

– У кого-нибудь есть кокс?

– Что на тебя нашло? Во что ты опять влезла, Глор?

– Смерть, разрушение и самовозгорание. – Я наполняю наши бокалы «Маргаритой» из кувшина, бросаю в свой бокал пригоршню аспирина. – Я хочу предложить тост за всех моих дорогих друзей из «Портфолио».

– Забудь об этом, ты же не можешь появляться на обложке каждый месяц. К тому же ты ведь говорила, что вы можете получить Пулитцера.

– Я на это надеюсь, а потом я завяжу с издательским делом. В нем нет будущего.

Все молчат.

– А как насчет вас, ребята? Ты занимаешься рекламой, Эм, ты ведь не специалист по ракетам. Насколько это сложно?

Эмили молча пьет. Приносят чипсы, сальсу и две большие каменные миски с гуакамоле. Дейрдре осторожно касается сальсы краешком чипса. Я окунаю сразу три глубоко в гуакамоле.

– Получится из меня хороший рекламшик?

– Нет.

– Тогда займусь набором кадров вместе с Дейрдре. – Я подливаю «Маргариты» в наши бокалы и заказываю еще один кувшин, заказываю закуски, цыплят, свинину и рыбу.

– Почему ты не хочешь рассказать, что случилось в Нью-Йорке? – спрашивает Эмили.

– Я уже вам все рассказала.

– Все? Глория, те, кто в двух шагах от получения Пулитцеровской премии, не смываются с работы, чтобы в одиночестве надираться бурбоном в «Таверне Нунера».

– Я, вашу мать, совершеннолетняя, я не нарушаю законы.

– Расскажи о Нью-Йорке.

– Как я уже сказала, похороны как похороны. Дядя Генри был стар, мы были очень близки, но я как-нибудь переживу утрату.

– А мне показалось, ты говорила о дяде Фредерике, – встревает Дейрдре, подъедающая веточки кинзы с моей тарелки.

Я говорю ей, что у меня нет никакого дяди Фредерика, и я не понимаю о чем, она, и было б неплохо, если бы она повнимательнее меня слушала. Лучшая стратегия, если тебя поймали на неувязках, – повысить ставки. Если осмеливаешься называть других лжецами, они никогда не заподозрят, что ты сам лжешь.

– А почему ты не знакомила меня с дядей Генри? – говорит Эмили, пока я опустошаю ее бокал.

– Он был глухой.

– А…

– Давай лучше поговорим о Перри Нэше, – говорит Эмили Дейрдре, меняя тему. Они обе прекрасно знают, что я думаю обо всем этом и о Перри Нэше в особенности. Он видится с Дейрдре, чтобы следить за мной. Дейрдре встречается с ним, чтобы походить на меня.

– Мне нравится, как морщится его лицо, когда он улыбается. Ради меня он старается улыбаться, хотя все еще не может прийти в себя. Из-за тебя он получил сильнейший стресс, Глор.

– Я спасла его от электрического стула.

– Он так не считает, с тех пор как стал ходить к новому психоаналитику. – Дейрдре доедает кинзу. Она пытается съесть тамалес, кривится и строит рожи над «Маргаритой»:

– Как ты можешь это есть, Глория? Давайте закажем креветок.

– Что значит, он не считает, что я помогла ему?

– Честно говоря, ты ему не особенно нравишься, Глория. К тому же он сказал, что из-за тебя они занялись изучением его документов в медицинской школе, он может потерять лицензию.

– Он мошенничал, а это незаконно. А если и потеряет, все равно он сейчас занят этим дурацким фильмом. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– А я хочу еще послушать, – вмешивается Эмили, жаждущая услышать непристойности. – Ты все еще трахаешься с ним?

– Пощадите меня, пожалуйста. – Я приканчиваю остатки «Маргариты», заказываю еще один кувшин, Дейрдре просит креветок-барбекю.

– Лучше нам поговорить о моей карьере, это куда серьезнее.

– А я хочу знать, что там у вас с Перри, – упирается Эмили.

– Это занятная история, – соглашается Дейрдре.

– А я не хочу, мне это неинтересно.

– Тогда уходи.

Я ухожу, слыша, как за моей спиной Дейрдре принимается рассказывать. Они не останавливают меня, хотя я иду медленно, чтобы дать им время. Толкаю дверь, она заперта. Я толкаю дверь, она не поддается. Я наваливаюсь на нее, пальцы скользят по холодному стеклу. Разрушение. Кулаки. Раздробленное колено. Сломанная ключица.

– Нужно потянуть, сеньорита.

Когда я возвращаюсь к нашему столику, они все еще болтают о Перри, о Лидии Бек и прочей ерунде. Как будто я – не часть команды, ее главная часть.

Эмили тыкает вилкой в тамалес, Дейрдре грызет кинзу.

– Привет, – улыбаюсь я им.

Дейрдре говорит Эмили, что они с Перри, наверное, обручатся.

5

– Нет, я не отношусь к вам с презрением, Глория, – объясняет Уэсли Штраус, тяжело дыша в трубку. Должно быть, он толстяк, ему следовало бы сесть на диету. – Я с вами даже незнаком, я делаю это только из уважения к «Портфолио», я дружил с Пи-Джеем.

– С такими друзьями, как вы…

– В конце концов, я его не убивал.

– И что это должно означать? – Я откидываюсь на спинку кресла. – Я единственная, кто пытается найти убийцу, я заказала эту статью, рисковала своей карьерой ради Пи-Джея. А вы говорите, что мы недостаточно хороши для Пулитцера? Вы говорите, что в этом году вообще не будут награждать за журналистское расследование?


Еще от автора Джонатон Китс
Химеры Хемингуэя

В недрах университетской библиотеки в твои руки нечаянно попала исчезнувшая без следа рукопись первого романа Эрнеста Хемингуэя. Как ты поступишь? Если ты прилежная студентка — опубликуешь ее и всю жизнь посвятишь кропотливому анализу, прячась в тени литературного гения. Но ты, не настолько амбициозна — и ты присвоишь манускрипт, опубликовав его под своим именем, сожжешь оригинал, оставив на память последнюю страницу, и станешь величайшей писательницей современности, любимым персонажем снобистской критики и желтой прессы, воплощением сказочного успеха.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.