Патология лжи - [2]
Дейрдре это всегда забавляло, впрочем, Эмили тоже, и даже я рассмеялась, когда язык у меня стал совсем заплетаться. Эмили закуривает, Дейрдре подливает мне выпивки, ей наплевать, что я там пила до этого и чего не пила.
– Кампари отлично сочетается с чем угодно, Глория.
Я решила ей поверить, хотя знала, что она склонна к преувеличениям. Дейрдре избрала для себя образ жесткой брюнетки и изо всех сил старается ему соответствовать.
Тем временем Эмили, которая чуть более вменяема, чем я, пытается продолжать беседу. Заговорила об управлении имуществом, потом опять спросила, со своей наивной улыбочкой, трахаюсь ли я с этим русским.
Я напоминаю, что она уже спрашивала на прошлой неделе: она спрашивает меня про издателя «Портфолио» всякий раз, когда мы напиваемся, и ответ всегда один и тот же.
– И какой же?
– Когда это выгодно и никогда для удовольствия.
Мой взгляд блуждает в пространстве, пока я это произношу. Я оглядываю гостиную, носящую явные следы бурной вечеринки: повсюду стаканы, самые разные, какие только можно вообразить, некоторые явно не мои, я в этом уверена. Вокруг разбросана какая-то одежда, шарфы, перчатки, забытые пьяными гостями. В декабре в Сан-Франциско люди замерзают до смерти.
Комната перестала расплываться перед глазами несколькими секундами позже, когда Дейрдре заявила:
– Трахаться с Дмитрием ради журнала? Какая ты самоотверженная. Пи-Джей хорошо тебя выдрессировал.
Ее голос звучит громко и резко, брови притворно-изумленно поднялись над металлической оправой очков. Даже здесь, в моей квартире, Дейрдре выглядит иностранкой и так, словно только что сошла с рекламного плаката «Армани». Не знающим ее кажется, что она должна говорить с акцентом. А когда этого не происходит, появляется искушение сделать комплимент ее прекрасному английскому.
– Если уж вспомнили о Пи-Джее, может, не стоило бы так поспешно устраивать вечеринку? Я имею в виду – ты под подозрением и все такое.
– Не могу же я из-за этого остановить землю, – пожимаю я плечами. – И если уж расставить точки над «i», я вряд ли пригласила бы его – в любом случае.
Но разумеется, Дейрдре слишком сентиментальна, чтобы это понять, и к тому же сейчас она страшно занята перелистыванием журнала. Она ищет меня.
– Страница пятьдесят два, – говорю я, избавляя ее от пролистывания «Тайм» от корки до корки, а себя – от излишнего ожидания.
– Они взяли фотографию Клугмена, но какую-то другую.
– «Глория Грин признается: Я очень люблю внимание», – зачитывает она заголовок.
На этой неделе ФБР не обнаружило никаких улик против меня, поэтому я перекочевала из рубрики новостей в раздел развлечений.
– Дай-ка глянуть. – Эмили отбирает у Дейрдре журнал, та сердито смотрит, как она пристраивает его на кушетке рядом со мной.
– Ты выглядишь толстой, – торжествующе заявляет Эм, надув щеки. – Тебе следует подать на них в суд.
– Ничего не выйдет, – обрывает ее Дейрдре. – Она у нас теперь фигура публичная. Они могут изобразить ее хоть коровой, если захотят.
Я откашливаюсь.
– И вовсе я не выгляжу толстой, ребята.
Сказать по правде, я потрясающе красива, если можно так говорить о себе: в двадцать семь у меня никаких морщин и прочих дефектов, хотя при тусклом свете лицо мое выглядит не то что круглым, а прямо-таки жирным, как блин, и носа почти не видно. Но легкий макияж все исправляет.
– Вчера папочка сказал, что я напоминаю ему его первый «порш».
Эмили и Дейрдре молча уставились на меня.
– Тот был жутко непослушный, – поясняю я. – Кто-нибудь знает, где здесь туалет?
– Мы же у тебя дома.
– А, ну да.
И тут я вспомнила, что весь вечер ужасно хотела писать, но так и не дошла до туалета: в таком состоянии это довольно проблематично. К тому же не хотелось видеть себя в зеркалах, не позволяющих забыть, кто я, когда желаешь одного – сбежать от всех этих газет, журналов и телепередач. Вот в чем главное достоинство алкоголя, поэтому-то знаменитости и не расстаются на вечеринках со стаканами.
– Кто-нибудь, подлейте мне еще. Пожалуйста.
Новая порция выпивки находит путь к моей руке. Что-то некрепкое и холодное. Я подняла стакан:
– За нашу смерть!
– За нашу смерть! – в унисон повторяют они.
Мы пьем, потом Дейрдре принимается расспрашивать Эмили про рекламную кампанию, над которой та сейчас работает, «Бичи Спорт». Она – ответственный сотрудник рекламного агентства «Тейлор Найт», одного из лучших – ну, по крайней мере, она так говорит. «Вичи» – ее последнее достижение: сделку удалось заключить благодаря деньгам, предложенным спортсменам без ведома компании. Она никогда в жизни не носила кроссовки и даже не собиралась, а теперь получила их целую гору, новеньких, и все время пытается их кому-нибудь сбагрить. Мне уже всучила три пары – одну для тенниса, одну для бега и еще одну для пятиборья или что-то вроде этого.
Я попыталась сплавить их коллегам у себя в офисе, но, разумеется, у них оказались не те размеры, да и спортом они интересовались не больше моего. Почему-то все считают, что я должна быть теннисисткой, пловчихой или хотя бы лыжницей. Но в Аспене я последний раз была с отцом, в семнадцать, бассейн посещала только в школе. А в теннис вообще никогда не играла.
В недрах университетской библиотеки в твои руки нечаянно попала исчезнувшая без следа рукопись первого романа Эрнеста Хемингуэя. Как ты поступишь? Если ты прилежная студентка — опубликуешь ее и всю жизнь посвятишь кропотливому анализу, прячась в тени литературного гения. Но ты, не настолько амбициозна — и ты присвоишь манускрипт, опубликовав его под своим именем, сожжешь оригинал, оставив на память последнюю страницу, и станешь величайшей писательницей современности, любимым персонажем снобистской критики и желтой прессы, воплощением сказочного успеха.
Молодая женщина, искусствовед, специалист по алтайским наскальным росписям, приезжает в начале 1970-х годов из СССР в Израиль, не зная ни языка, ни еврейской культуры. Как ей удастся стать фактической хозяйкой известной антикварной галереи и знатоком яффского Блошиного рынка? Кем окажется художник, чьи картины попали к ней случайно? Как это будет связано с той частью ее семейной и даже собственной биографии, которую героиню заставили забыть еще в раннем детстве? Чем закончатся ее любовные драмы? Как разгадываются детективные загадки романа и как понимать его мистическую часть, основанную на некоторых направлениях иудаизма? На все эти вопросы вы сумеете найти ответы, только дочитав книгу.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.