Пасынки фортуны - [11]

— На понял берете, на арапа, — усмехнулся Огрызок.

— Ничуть. Вот факты: пахан вашей «малины», по кличке Чубчик, сумел достать поддельные документы и уехал вместе с бандой в Ростов. Там он был взят с шестью ворами. Деньги почти в целости изъяты. Воры успели потратить сто тысяч. И признали факт ограбления банка.

— Слава Богу, с меня хоть это снимите? — вздохнул Кузьма.

— Не спешите. Никто не объявил вам о том, что следствию известно о вашей непричастности к этому делу, — уточнил следователь.

— Если б так, я тоже был бы с ними!

— Это не обязательно. Следствию известно, что в ограблении участвовало более десяти человек. Взяты семеро. Вы — восьмой. Где остальные? Кто они?

— Я не законник. Не могу знать всех. Тем более — 4 фартовых. И знаете, в такие дела, как на банк, «малина» берет лишь фартовых. Остальные, вроде меня, шпаной считаются. И в серьезные дела нас не брали. Не доверяли. Чтоб не засыпали, не лажанули. Потому меня зря трясете. Только время теряете, — сказал Огрызок честно.

— В дело не возьмут. А вот для стремы и прикрытия, на живца, не брезгуют никем! Это сам Чубчик признал, — удивил Кузьму осведомленностью следователь. И добавил: — Кстати, он сказал, что выкидывал вас из «малины». За пьянство. Говорил, что после стакана водки — звереете. И даже на него с ножом бросались. Потом прощенья просили, как это у вас, землю грызли, что пить не будете.

«С чего бы Чубчик распизделся? На кой хрен он этой гниде все растрехал? Даже лажанул меня. А за что? Но если б не он, откуда этот следователь знает о той попойке? Там все свои были. Значит, не темнит, что попутали кентов», — подумал Кузьма.

— Валюту, которую вы украли у гостя из Германии, тоже вернули. В наших условиях нелегко ею воспользоваться. Не все украденное впрок, — заметил следователь.

Огрызок заерзал, словно ему под зад колючую проволоку подсунули.

— Коли так много знаете, зачем я нужен следствию? Ни добавить, ни убавить мне нечего, — не понимал Кузьма.

— Давайте вспомним всех, кого вы знали. Опишите их.

— Скажите, кого с паханом замели, тогда я скажу, — настаивал Огрызок. Следователь, порывшись в бумагах, прочел список задержанных воров.

— Вы больше меня знаете. Я одного из списка узнал. Пахана, — слукавил Кузьма. Он очень хотел узнать, кого замела прокуратура. И остался доволен своей сообразительностью, что так ловко провел следователя.

— Вы преждевременно радуетесь. Даже если следствием будет доказана ваша непричастность к ограблению банка, то остается кража валюты у подданного Германии. Тут уж не отвертеться. Есть потерпевшая сторона, имеются и свидетели…

— Кто? — удивился Огрызок.

— Ваши воры…

— Бросьте заливать! Темнуху надо лепить красиво! — рассмеялся Кузьма в лицо следователю.

— А как вы считаете, откуда я знаю о валюте? Даже где и когда украли?

— не смутился следователь.

— Кто докажет, что я спер? Воры? Вы это фраерам скажите. Они, может, поверят. Но не я.

— Известно и другое. Ваш промысел на барахолке, квартирные кражи…

— Ну да! Если я тут возник — в воровской хазе, значит, вали все шишки. Хоть одна, да в цель. Так что ли? Да я и сюда пришел не к ворам, денег попросить. На хамовку. Ссужал мне иногда этот Чубчик! Под проценты. И теперь решил воспользоваться. Сам я лично никакого отношения к ворам не имею! Поиграли в жмурки, да баста! Не то далеко хиляем. Нужны вам воры — дыбайте. Я тут — крайний! Ни их, ни вас знать не хочу!

— А придется узнать! — позвал охрану следователь и велел увезти Кузьму в тюрьму.

…Кузьма уже не шел, еле плелся через сугробы. От дерева к дереву. Цепляясь за стволы и ветки отмороженными руками.

Сколько тепла осталось в его сердце? Хватит ли его на этот трудный путь через пургу? Выживет ли он в ней? Этого он и сам не знает. Да и кто из живых уверен, что именно случится с ним в следующий миг?

Машет пурга черными вороньими крыльями. Воет за целую волчью стаю, бьет и мучает за всю «малину» враз.

Кузьма выдернул ногу из сугроба. В нем сапог остался. Где его сыскать? Пошарил в снегу онемелой ладонью. Наткнулся на куст арамеи, впившийся в руку колючками. Боли не почувствовал. Да и какая это боль в сравнении с той, пережитой. А вот и сапог… Кузьма ухватился, вырвал его из снега. Вытряхнул набившиеся ледышки, сунул ногу и пошел вперед через ночь, тайгу.

Хочешь жить — умей крутиться. Не отдавай свою душу смерти даром. Борись за нее. Потому что она — твоя, единственная. Плохая иль хорошая, ее не выбирают. И муки в ней отмеряны всякому по силам его. Значит, так надо, чтоб и эту пургу одолеть. Да мало ль горя нахлебался. Вот и тогда… Охрана, скрутив Огрызка, вскоре доставила его в тюрьму, не забыв насовать в дежурной части за побег.

Носили его на сапогах три парня. Всех Кузьма запомнил накрепко, каждого, как родную маму, из миллионов отличил бы. И затаил на них лютую ненависть. Дал себе слово рассчитаться с ними при первой возможности.

Нет, его не сунули «в тамбур», не отправили в камеру смертников. Огрызка определили на втором этаже тюрьмы, где следователи милиции рядом с его камерой проводили допросы.

Днем и ночью постоянно оттуда доносились стоны, вопли, крики, мат. Не раз среди ночи подскакивал в ужасе от дикого человеческого воя, сопровождаемого хохотом милиции.