Пастырь добрый - [175]

— Все, как сейчас? — переспросил Финк хмуро. — Да если сюда начнут бегать инквизиторы за советами, мне через неделю глотку вскроют и не посмотрят, какие там штучки, колдовские или нет, расследуются.

— Что же у нас — полные идиоты, по-твоему, служат… — возразил Курт и, уловив мелькнувшую во взгляде бывшего приятеля тень, вздохнул, тихо хлопнув по столу ладонью: — Словом, думай, Финк. Если надумаешь — приходи. Я тебя не принуждаю, я не хочу на тебя давить, мы в любом случае останемся приятелями, и я все равно приду на помощь снова, если понадобится, но ты, если подумаешь, поймешь сам, что мое предложение выгодно. В первую очередь тебе… Ну, Бог с этим. Давай эту тему оставим. Я всего лишь хотел оказать услугу — как ты верно заметил, по дружбе, а вышло так, что приходится снова работать. Не хочу, — решительно отрезал он, встряхнув головой, и налил обоим снова. — Сегодня — не хочу.

***

Покинуть «Кревинкель» он смог лишь спустя четыре часа; горожане вновь косились, проходя мимо, но теперь в их взглядах просматривалось не ожидание пополам с настороженностью, а смесь удивления с жалостью. В лицах тех, кто проходил слишком близко, возникала тщательно скрываемая тень брезгливости, вызванная, однако, не внешним видом майстера инквизитора, умудрявшегося, стоит заметить, оный вид сохранять в приличии, а тем благоуханием, что окружало служителя Друденхауса. По той же причине владелец студенческого трактирчика, в который Курт направил свои стопы, отодвинулся и на миг замер в безмолвии, оглядывая частого гостя с ног до головы и позабыв поздороваться.

— Пришли забрать помощника, майстер инквизитор? — выговорил он, наконец, кивнув в угол; Курт обернулся, отметив спящего на столе Бруно, и качнул головой, зажмурившись, когда оная голова настойчиво возжелала скатиться в сторону:

— Боюсь, чтоб присоединиться, — возразил он, и владелец нахмурился.

— А вы правильно боитесь; не довольно ли с вас?

— Следишь за моим нравственным обликом? — недовольно хмыкнул Курт; хозяин покривился, вновь одарив его долгим взглядом, и тяжело вздохнул.

— За вашим здоровьем, майстер инквизитор; будет с вас, в самом деле.

— Итак, отказываешься обслужить?

— Да что ж я — враг себе самому, когда вы в таком состоянии… — пробормотал тот; Курт сдвинул брови:

— Это в каком же?

— В деятельном, — пояснил владелец самым приветливым образом. — Налью, куда же я денусь. Даже денег с вас не возьму; уж только после этого — шли бы вы домой, в постель, хорошо?

— Я, по-твоему, не способен заплатить, так?

— Нет, с вас действительно хватит… По-моему, майстер инквизитор, объем моих запасов меркнет перед тем количеством, что плещется в вашем желудке и, уж простите, в вашей голове — во дни внятности вашего рассудка вы были способны отличить доброе участие от злоумышления или оскорбительного намека. И можете меня арестовать за это, предоставив мне возможность побеседовать с вашим начальством и указать на явные пробелы в уставе Друденхауса. Так вот, когда вы сможете осмыслить, что я сейчас сказал — тогда и возвращайтесь накачиваться заново, ясно?

— Могу повторить слово в слово, — кисло улыбнулся Курт. — Могу по-латыни. Хочешь?..

— Налей уже, в конце концов, — повысил голос один из близсидящих студентов. — Не издевайся над человеком.

— Верно, — согласился Курт. — Это моя работа.

— А это на что намек? — настороженно уточнил хозяин, и он наставительно кивнул:

— Вот видишь; и кто из нас невменяем?.. Налей. Не бойся, пугать посетителей своим видом я буду недолго.

— Повторите это же утром? — с сомнением буркнул тот, однако стакан все же придвинул.

«Веселую Кошку» Курт оставил и впрямь довольно скоро; помимо прочих поводов, основной причиной явления сюда было желание смыть с языка и горла ужасающий привкус подаваемой Бюшелем отравы, каковую миссию с успехом исполнило дешевое, но вполне пристойное вино студенческой забегаловки. Теперь, однако, совет Керна принять положение, параллельное линии горизонта, казался все более благоразумным, можно даже сказать — трезвым…

Страж Друденхауса, отперший ему вход, едва не шарахнулся прочь, даже шевельнув губами, словно в беззвучном упреке, однако вслух ничего не сказал, отступив и замкнув массивную дверь за его спиной. Керн же, в чью комнату он ввалился едва ли не в самом наибуквальнейшем смысле этого слова, был в эмоциях куда несдержаннее, хотя и столь же немногословен в первые секунды явления подчиненного, когда явно силился осмыслить, стоит ли устроить зарвавшемуся молодняку нагоняй или же следует не тратить сил и слов, каковые, как обычно, пропадут втуне и лишь развеются в воздухе.

— Это переходит все пределы, Гессе, — выговорил он, наконец, когда Курт тяжело бухнулся на табурет и оперся о стол начальствующего обоими локтями, уронив в ладони голову. — Это переходит пределы твоих полномочий, моего терпения и вообще благоразумия. Мне довольно одного Густава, шляющегося по Друденхаусу в непотребном виде! Знаешь, что он сделал сегодня, когда я отнял у него флягу? Достал вторую — тут же, при мне!

Курт прыснул, соскользнув локтем со столешницы и едва не скатившись с табурета, и осекся, встретя пылающий взор майстера обер-инквизитора.