Пастырь добрый - [15]

— Да, — отозвался Курт, наконец. — За сведения и… по причине старой дружбы я не сдал тебя магистратским; за убийство троих студентов, если ты помнишь.

— Ты сказал, что прикроешь меня! — шепотом крикнул Финк. — Ты ведь сказал, что прикроешь меня, если я попадусь, ты обещал, так держи слово!

— Я, — возразил он тихо, — обещал прикрыть, если ты попадешься за кражу. За грабеж. Ты помнишь, я сказал тебе — если тебя возьмут над трупом, помощи не проси; ты это помнишь, Финк?

— Я не делал этого! — с обреченной ясностью проговорил тот. — Я этого не делал, Бекер, я тут ни при чем!

— Тебя взяли над трупом.

— Но я понятия не имею, как там оказался!

— Тебя видели, Финк. С этой девочкой. Видели, как вы вдвоем шли туда, где после вас обоих и нашли.

— Не было этого! — яростно прошипел тот, вновь шарахнув по решетке, и уронил голову на упиравшиеся в нее руки. — Господи… Черт, Бекер, я не делал ничего, о чем они говорят, я не мог этого сделать, просто не мог! Пьяным или трезвым, или каким угодно — но я не мог! Это не я, могилой матери, Господом Богом клянусь — это не я!

— Тише, — осадил он сухо, — или сюда прибежит стража; к чему это…

— Ты… — Финк приподнял голову, всматриваясь в его лицо, — ты… что — мне не веришь?! Черт, ну, ты же меня знаешь! Ты же знаешь меня, ну, подумай, неужели я мог… такое!

— Да, я тебя знаю, — согласился Курт, снова подойдя и опершись о решетку рядом с бывшим приятелем. — Точнее — я знал тебя, Финк. Давно. Я изменился с тех пор, почему не измениться и тебе?

— Да, и я изменился — я повзрослел, Бекер, и я не убиваю детей, и бабы меня притягивают нормального возраста, с сиськами, черт возьми! Живые! Я даже разглядеть толком не успел то, что рядом со мной лежало, понимаешь ты это? Я все узнал потом, уже здесь, в тюрьме, когда на меня орали и колошматили, приговаривая, за что! Когда допрашивали, когда требовали рассказать, зачем я сделал то, о чем я вообще не имел понятия! Бекер, если и ты мне не поверишь — я в дерьме!

— Когда я услышал имя, — все так же негромко произнес Курт, глядя ему в глаза, — я в первое же мгновение подумал: это не он.

— И это не я!

— Однако, — продолжал он, кивнув, — против тебя всё. С такими уликами, Финк, казнь назначается на следующее же утро безо всякого суда. Тебя видели с ней. Тебя нашли над ее телом. У тебя в руке был нож. В крови.

— Меня подставили!

— Кто? Кому ты насолил настолько, чтобы утруждать себя столь сложной подставой? Твоя жизнь такова, что гораздо проще тебя заколоть, нежели возиться с подставным убийством.

— Это не я! — уже в полный голос крикнул бывший приятель. — Не я, не я! Я этого не делал, ну, поверь хоть ты мне! Да, ты знал меня давно, но… ты же инквизитор, Бекер, ты должен видеть людей насквозь, так скажи — неужели я похож на человека, который может отыметь и зарезать десятилетнюю девчонку?!

— Одиннадцатилетнюю.

— Да похеру, Господи, у меня шлюх наготове штуки три — только свистни! Мне такого — ни к черту не надо! Чем поклясться, чтобы ты мне поверил, что сделать!

— Для начала — прекрати буйствовать и веди себя тише, — отозвался Курт как можно спокойнее. — Иначе разговора у нас не получится. Угомонись, и тогда я попытаюсь тебя выслушать.

— Ты поможешь? — с надеждой уточнил Финк, и он вздохнул.

— Я ведь здесь, так? Услышав твое имя, я мог попросту сказать бюргермайстеру «меня это не интересует» и уйти, однако — я здесь. Помощи пока не обещаю, но выслушать твою версию событий я готов, ибо — да, ты прав, нет смысла это скрывать — я не желаю верить в то, что ты мог поступить подобным образом. Посему я — здесь, ты — унимаешься, и мы — разговариваем, тихо и спокойно.

— Спокойно… — повторил Финк и, отступив, обессиленно опустился на пол, сникнув головой на колени и нервно притопывая по полу носком башмака. — Какое, к черту, спокойствие… Бекер, мне ведь даже не виселица грозит! Если б взяли за старые грешки — я б тебя не звал, — он тяжело приподнял голову, глядя на Курта с вымученной ухмылкой. — Не скажу, что совсем бы не расстроился, но тебя бы о помощи не просил. Договорились ведь… Но меня собираются порвать за то, в чем я не виноват. И… даже вообразить не могу, что полагается за такие убийства; четвертование по меньшей мере. А кроме того — все, совершенно все будут уверены, что это я! Братва будет думать, что я чертов извращенец. Я много чего натворил, но не хочу, чтобы на меня вешали такое, понимаешь?

Курт тяжело вздохнул, опустившись на корточки и привалясь к решетке плечом, и окинул взглядом щуплую фигуру Финка.

— Переломов нет? — спросил он участливо, и тот усмехнулся, вяло махнув рукой.

— Грамотно лупили… Ничего. Это у вас все тонко и изящно — иголки, там, под ногти, шильца-мыльца всякие, а эти попросту — сперва в зубы, после ногами под дых. Впервой, что ли; дело привычное… Не это самое страшное.

— Ладно, Финк, — кивнул он приглашающе. — Рассказывай, что можешь.

— Я… — немного растерянно проронил бывший приятель, — честно тебе сказать, не знаю, что и рассказывать. Я просто не могу понять, как оказался там, с ножом этим и девчонкой, вот это я тебе могу сказать с уверенностью.

— Хорошо. Расскажи то, о чем с уверенностью сказать не можешь.