Пастушья корона - [23]

Королева отпрянула, не в силах отвести взгляд от рук гоблина, которые тот держал возле карманов своей тёмно-синей куртки, застёгнутой на тощей груди на деревянные пуговицы-палочки.

— Ты смеешь угрожать мне, червяк? — возмутилась она. — Угрожать мне в моём собственном королевстве? Здесь, где я могу одним только словом сдавить сердце в твоей груди? Или сделать так, что ты упадёшь, где стоишь? — Она показала на стражей, которые держали пленника под прицелом арбалетов.

— Я тебе не червяк, Королевка. У меня есть шлам. Мелкая железная пыль, ею можно весь воздух заполнить. Но я здесь, чтобы сообщить тебе новость. Предостережение. От Фрезы Шлам тоскует по старым временам. Я хочу увидеть, как люди корчатся. Хочу, чтобы вы устроили там хорошую встряску, вот что. Кой-кто из гоблинов со мной согласен, но теперь нас мало таких. Многие гоблины уже и не гоблины вовсе. Почти что люди. Мне оно не по нутру, но они говорят, идут новые времена. Хорошая штука деньги, слышь, Королевка?

— Деньги? — переспросила Королева. — Но я даю вам золото, ты, чер…

Она осеклась, потому что рука гоблина нырнула в карман. Неужели он и правда умудрился принести в её мир железо? Для сказочного народа нет ничего ужаснее железа. Оно ослепляет, оглушает и заставляет эльфов чувствовать себя куда более одинокими, чем человек способен вообразить.

Королева стиснула зубы и выговорила:

— …черезвычайно достойный гоблин.

— Золото, которое тает с первыми лучами солнца, — усмехнулся пленник. — У них… у нас теперь водятся настоящие деньжата. Я хочу только, чтоб гоблины оставались гоблинами. И чтоб их уважали. А не пинали ваши и прочие всякие! — Он с ненавистью глянул на Душистого Горошка, который вдруг появился возле трона.

— Я не верю тебе, — повторила Королева.

— Твоё дело, Королевка, — сказал гоблин. — Не хочешь — не верь. Валяй, иди сквозь врата. Теперь, когда старой ведьмы больше нет, вы пройдёте без труда. Глянь сама, как оно. Мир изменился, Королевка.

И Королева подумала: «Да, он и правда изменился». Она чувствовала поступь чего-то важного, но не могла разобрать, что же грядёт. Значит, ведьма умерла. Теперь, когда старая карга им больше не помеха, эльфы могут вновь вторгнуться в этот мир во славе и великолепии. Но тут блеск в глазах Королевы потух. Если бы только не этот шлам. Если бы не железо.

— Свяжите этому ничтожеству руки за спиной, — велела она страже, указав на гоблина. — Я хочу посмотреть, правду ли он говорит. — Королева улыбнулась. — Мы возьмём его с собой. И если окажется, что он солгал, вырвем ему язык.

На следующее утро Тиффани проснулась рано. Она была одна в матушкином — нет, теперь уже её собственном доме — и чувствовала, что её мир изменился. Эй следила за ней, как коршун.

Тиффани вздохнула. День обещал быть хлопотным. Ей доводилось бывать во многих домах, куда заходил Смерть, и всегда хозяйка — если, конечно, в доме была хозяйка — натирала до блеска всё, что могло блестеть, и вычищала всё, что можно вычистить. Поэтому Тиффани Болен вооружилась тряпками и вычистила всё, что и так было предельно чистым. Это было словно безмолвное заклинание: пришла беда, но зато хотя бы каминная решётка сияет чистотой и можно разводить огонь.

Эй тем временем сидела неподвижно, как статуэтка, но взгляд её следовал за Тиффани. «Интересно, кошки знают, что такое смерть? — думала Тиффани. — А если кошка всю жизнь прожила в доме ведьмы? Да ещё и не просто ведьмы, а самой матушки Ветровоск?»

Тиффани отложила эти вопросы на потом и приступила к уборке кухни. Она тёрла и полировала всё, что можно было отполировать, до блеска. И оно блестело.

В доме и так царила идеальная чистота, но непреложные законы оплакивания требовали приложить силы, чтобы выскрести смерть из дома. И не важно, чистое оно или грязное, отдраить надо всё.

Она навела на кухне и в кладовке такую чистоту, что глазам смотреть стало больно, и тогда Тиффани ничего не оставалось, кроме как подняться наверх.

Запасшись ведром с водой, щёткой, тряпками и рваньём — то есть рвением, конечно, — Тиффани встала на колени и принялась мыть. Она мыла и мыла, пока руки у неё не покраснели. Зато осталась довольна.

Но и это было ещё не всё. У матушки имелся маленький шкаф для одежды, где висело несколько поношенных, но ещё годных платьев, а также плащ. Всё, разумеется, чёрное. На полке лежал завёрнутый в бумагу плащ «Дыхание ночи» из лавки Закзака Рукисилы, который Тиффани сама подарила матушке. Похоже, матушка его так ни разу и не надела, но хранила бережно, как драгоценность. У Тиффани защипало в глазах…

Возле кровати стояли матушкины башмаки. Это были добротные крепкие башмаки, они бы могли ещё послужить кому-то… И матушка не любила, когда что-то полезное пропадало зря. Но Тиффани и помыслить не могла носить её башмаки. Ей и без них-то наверняка вскоре придётся узнать, как непросто идти по стопам матушки. Она сглотнула. И решила, что найдёт башмакам новую хозяйку. А пока аккуратно задвинула их под кровать, с глаз долой.

Ещё оставался огород и грядки с травами. Тиффани отыскала в кладовке пару толстых перчаток — не стоит соваться к матушкиным травам с голыми руками, если вы с ними не знакомы. Матушка доставала, выменивала и получала в подарок растения со всего мира. У неё в саду росли и винтошпинат, и шелковица, и Джинни Бигудь, и завихрён, и хохотук, и перекрот, и отравалериана, и ромашка-неваляшка, и львиный зад. Здесь был кустик клюкалки по соседству с Джеком-из-сеней и очень деятельная девичья отложка. Тиффани понятия не имела, как действуют эти травы. Надо будет спросить нянюшку Ягг. Или Маграт Чесногк, которая, как и её муж, король Веренс, пылко верила в силу трав