Пастушка и дворянин - [13]

Шрифт
Интервал

И холил юноша коня,
Его достоинства ценя
Превыше злата, вот вам слово!
Верхом красавца молодого
Не раз видали в той округе.
Частенько он к своей подруге
На славном ездил скакуне.
Сквозь глушь лесную в тишине,
Тропой извилистой и тесной,
Ему с конем давно известной,
И в нетерпенье, и в тревоге
Он пробирался. По дороге
Все озирался, хоронясь, —
Чтоб, часом, не проведал князь,
Что он с девицею встречался.
И долог путь ему казался.
  Так грустно время проходило.
Желанье их одно томило —
Своей любовью наслаждаться,
Друг с другом нежно миловаться.
И я скажу вам: без помехи
Уста к устам прижав, утехи
Не знала б слаще эта пара.
Пылающего в них пожара
Иначе бы не угасить.
Одно им нужно — вместе быть.
Им только бы в объятье слиться,
Им только бы наговориться!
При долгожданной этой встрече
У них бы распрямились плечи,
Они б забыли все печали,
Поверьте, радость их едва ли
Кто омрачить бы мог тогда.
Однако то-то и беда,
Что юный рыцарь и девица
Должны без радости томиться.
Одну лишь ведали отраду —
Словцо-другое сквозь ограду,
  Но и такие встречи даже
Бывали редки из-за стражи.
Робела девушка, боясь,
Что может догадаться князь
Про их любовь и, раздраженный,
Отдать ее другому в жены.
И рыцарь помышлял с опаской,
Как бы нечаянной оглаской
Любви не повредить пока.
Таился он от старика:
Богатый князь, крутой и властный,
Ему преградой был опасной.
Но как-то над своей судьбой
Гильом подумал день-другой
И снова, раз, быть может, в сотый,
Все перебрал свои заботы,
То радуясь, а то тоскуя,
И возымел он мысль такую:
Спросить уж лучше напрямик,
Не согласится ли старик
Отдать девицу, — будь что будет!
Ведь жизни иначе не будет
Для них обоих, в самом деле,
Ведь с каждым часом все тяжеле
Тоска их будет угнетать.
Так надо счастья попытать!
  И вот собрался он в дорогу
Туда, где жил владетель строгий.
Поехал прямо в те места,
Где дочь у князя заперта.
Прием почетен был и пышен:
О рыцаре был князь наслышан,
И слуги все, и домочадцы —
Да и чему тут удивляться?
Про славные его дела
Молва недаром всюду шла.
Сказал он князю: — Буду прям!
К бесхитростным моим словам
Прислушаться благоволите,
И, даст Господь, вы захотите
Исполнить сразу то, о чем
Пришел просить я в этот дом. —
Но старый смотрит на него,
Не понимая ничего:
— О чем же речь? Мне невдомек.
Я вам охотно бы помог,
Но все мне растолкуйте ясно!
— Мой господин, один вы властны,
Когда бы только захотели,
Согласье дать в подобном деле!
— Дам, коли мне по нраву будет,
А не по нраву — не принудит
Меня никто согласье дать.
Зачем напрасно обещать!
Пустой надеждою не муча,
Вам сразу откажу я лучше.
— Пора, — тот молвил, — объяснить,
О чем я вас пришел просить.
Вам ведомы мои владенья,
Да и мое происхожденье,
Вам ведомы мои доходы,
Мои дела, мои походы,
Заслуги и обычай мой.
У вас я милости одной
Прошу — отдать мне вашу дочь.
Коли захочет Бог помочь,
Тогда Он ваш наставит разум,
Чтоб на мольбу мою отказом
Вы не спешили отвечать.
Еще хочу я вам сказать, —
Вблизи не виделись мы с ней.
Но мне отрады нет полней,
Как повидать во всей красе
Ту, что согласно славят все,
К ней обратиться с речью честной.
Ведь вашу дочь весь люд окрестный
Прекраснейшею величает,
Другой такой найти не чает, —
Так говорят и стар и мал.
Но ваша дочь, как я слыхал,
Совсем затворницей живет.
Набрался духу я и вот
Отважился вас умолять
Мне в жены дочь свою отдать.
Весь век я вам служить берусь,
Коль на красавице женюсь.
Итак, мой князь, я жду решенья!
  Тогда старик без промедленья,
Не дав труда себе как будто
Поразмышлять хотя б минуту,
Ответил: — Выслушал я вас,
И вот каков мой будет сказ.
Пригожа дочь, юна, умна,
И рода славного она.
Да, знатное ношу я имя,
Владею землями большими:
В год тыщи ливров постоянно
Они приносят. Только спьяна
Возьму я зятя, чей обычай —
По свету рыскать за добычей!
Нет у меня других детей.
Коли покорна будет, ей
Хочу все земли отказать,
И не такой мне нужен зять.
До Лотарингии отселе
Князья любые, в самом деле,
Мечтали о такой невесте, —
Уж вы поверьте слову чести!
Да вот, чтоб не ходить далеко,
Еще и месяца нет срока,
Как приезжал сюда жених —
Пять тысяч ливров золотых
Доход. Я б не чинил помеху,
Но замуж дочери не к спеху,
И сам я так богат к тому же,
Что, право, от богатства мужа
Ей не прибудет, не убудет.
А вот когда постарше будет,
Любого, дочка, выбирай
По всей земле, из края в край:
Пусть это граф иль сам король,
Француз ли, немец ли — изволь!
  Обиды полный и стыда,
Собрался юноша тогда
Не мешкая в обратный путь.
Любовь ему терзает грудь.
Беде не в силах он помочь,
И стон сдержать ему невмочь.
  Девица слышала тайком
Весь разговор со стариком, —
Печаль сердечко ей щемила:
Ведь не на шутку полюбила,
А полюбив, была она
Душою милому верна.
И не успел он от ограды
Отъехать, полный злой досады, —
Его окликнула девица:
Мол, надо горем поделиться.
Он сетовал о неуспехе
Своей затеи, о помехе,
Которую чинил отец.
— Так что ж мне делать, наконец! —
Воскликнул рыцарь, сам не свой. —
Навек оставлю замок свой
И буду по свету блуждать, —
Увы, мне счастья не видать
И вас мне в жены не добыть.
Да как теперь я буду жить!
Судьба не в добрый, видно, час
Богатством наделила вас.
Уж лучше были б вы беднее,
Тогда бы мужа познатнее
Отец не вздумал вам искать
И не отверг меня, — как знать?
— Поверьте мне, — она сказала, —

Еще от автора Фольклор
Полное собрание баллад о Робин Гуде

Сорок баллад о Робин Гуде в классических и новых переводах с иллюстрациями Максима Кантора.В формате pdf A4 сохранен издательский дизайн.


Армянские легенды

Армянские легенды восходят к древнейшим мифам человечества. Свое происхождение армяне возводят к одному из внуков Ноя, а древнегреческие историки подтверждают, что фессалийский воин Арменос был участником похода аргонавтов. Так, от простого к сложному, от мифа к сказке и снова к мифу формируется эта книга армянских легенд. Древнейшие библейские, античные и христианские мифы легли в основу целого пласта легенд и сказаний, которые предстанут перед читателем в этой удивительной книге. В ней связаны воедино историко-познавательные и поэтико-фантастические данные.


Армянские притчи

Притчей принято называть некий специфический короткий назидательный рассказ, который в иносказательной форме, заключает в себе нравственное поучение. Как жанр притча восходит к библейским временам, она стала древнейшим учебником человеческой морали и одновременно морально нравственным «решебником» общечеловеческих проблем. Книга армянских притч вобрала в себя сконцентрированную мудрость народа, которая свет специфического мировоззрения горцев пропустила сквозь призму христианства. Такова притча о «Царе, племяннике и наибе», оканчивающаяся вполне библейской моралью.


Непечатный фольклор

Представленные в этой книге стихи, считалки, дразнилки, поддевки, подколы, скороговорки, пословицы и частушки хорошо знакомы очень многим жителям России. Хотя их не печатали в книгах и журналах, они присутствовали, жили в самом языке, будучи важными элементом отечественной культуры. Непечатный фольклор, так же как и печатный, помогает в общении, в обучении, в выражении мыслей и эмоций. В зависимости от ситуации, люди используют то печатный, то непечатный фольклор, то одновременно элементы обоих. Непечатный фольклор, как и печатный, живет своей жизнью – меняется, развивается: что-то уходит из языка, а что-то наоборот в него приходит.


Армянские басни

Выдающийся советский историк и кавказовед Иосиф Абгарович Орбели (1887-1968) писал: Невозможно правильно воспринять оптимизм и вечное стремление к самоутверждению, присущее армянскому народу, не зная истоков этого мировоззрения, которое сопровождало армян во все времена их истории, помогало бороться против превратностей судьбы, упорно ковать свое счастье. Поэтому книга армянские басни станет настольной у каждого, желающего прикоснуться, приобщиться к истокам армянской национальной культуры. Армянские басни очаровали И.


Армянские предания

Часть преданий, помещенных в этой электронной книге, связана с историей христианства в Армении – первой стране, принявшей эту религию как государственную. Это предание неразрывно связано с именем и деяниями вполне исторического лица, царя Тиридата (Трдат III Великий), который из фанатически преданного язычеству деспота, поддавшись воздействию примера кротости, незлобивости и слову святого Григория и святых дев Рипсиме и Гаянэ, стал истинным христианином и законодательно ввел в стране христианство (в 301 г.


Рекомендуем почитать
В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Немного солнца в холодной воде

Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.


Ищу человека

Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.


Исповедь маски

Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).