Пастухи призраков - [71]

— Пап, а меня ты предупредить о своём выборе не мог?! Типа из вежливости?

Ленину кровь снова обдало холодом.

— Отчасти я рассматривал вероятность того, что в итоге произошло, но не был уверен. Ты же, извини, слишком впечатлительна. Всем нам не стало бы легче, начни ты нервничать несколькими неделями раньше.

— Мне кажется, я не умею нервничать, — Лена криво улыбнулась, — вроде нервничаю, даже ору иногда, а на самом деле ничего не чувствую. Ни-че-го. Такой психический вывих. Ваня, где ты, радость моя?! — крикнула она.

* * *

Перед Леной возник Ван Юн. Зелёное хитросплетение его вен образовывало паутину под лапами волка, блеснуло в меху зверя, перешло на Ленины босые ступни. Лена чувствовала, как тают выстроенные разумом и привычкой перегородки, отделяющие её от китайца Ван Юна, от убитого сто лет назад волка, от папы, Нюси… Волк мягко сжал клыками Ленину руку чуть выше запястья. Очень реальными влажными клыками. Границы мигом выстроились по местам, Лена благодарно огладила загривок. Когда-нибудь она снова захочет увидеть зелёную сеть, но не сейчас. Несмотря на виртуальность, на ощупь волк был вроде платяной щётки.

Лик Ван Юна покрывала маска улыбчивой невозмутимости.

— Вы пришли за птицей? — он развёл руки. Сквозь прутья клетки силуэт ворона обозначился чёрным на фоне растянутой полосатой майки Ван Юна.

Спрыгнув с волчьей спины, Лена пошла по пустоте, волоча серебряный шнур. Защёлки на клетке не было, дверцы тоже. Лена без труда разогнула прутья, птица вывалилась комком и поковыляла к ней, неуклюже приподняв крылья. Калечные птицы вызывали в Лене иррациональный страх (паршивый из тебя, Леночка, ветеринар). Фанта ощерилась, всегда готовый подкрепиться волк просительно заскулил.

— Имей совесть, — сказала ему Лена. — Я же только что кормила тебя прапрабабушкой и немного собой.

Птица вскарабкалась на ногу, где принялась возиться, видимо, пытаясь взлететь. Впившись ногтями в ладони, Лена зажмурилась и замерла, предоставив пакости случаться. Новая Лена подхватила теряющий перья комок и ввинтила в плечо. Это оказалось не больно. Ворон прошёл под кожу, точно иголка, которой пугали Лену в детстве: «Попадёт в вену, уколет сердце, и — всё».

— У меня на плече что-нибудь есть? — спросила Лена Ван Юна.

— Нет, мам, он вот где! — радостно сообщила Нюся. — Он летает! У нас теперь будет дедушкин ворон, да?

«Я лежал под ярким небом, следил за кружащей надо мной птицей и знал, что всё со мной будет хорошо. И никогда с тех пор в этом не сомневался», — вспомнила Лена.

— Я не прощаюсь, — сказал Иннокентий, его поцелуй смешался с Лениными мыслями, точно се, и растаял.

Новая Лена вскочила на волка.

— Отец перестроил дом, — с мечтательной улыбкой произнёс Ван Юн. — Я присылал денег, у нас теперь есть свиньи и куры, отец купил мопед. Мне пора домой.

— Удачи. Всё равно увидимся.

— Если вы захотите.

* * *

«Две недели без одного дня, — говорила Лена, прыгая через ступеньку. — Ещё восемь раз схожу в задницу, и свобода. Сво-бо-да, да! Единственный кайф работы — с неё увольняться, уж я-то знаю».

Мокрый зонт колотил по икрам, в кроссовках противно чавкало, но Лена наслаждалась. Даже першение в горле не пугало. Потому что скоро солнце и лето. От любой гадости можно получать удовольствие, если знаешь, что она закончится. Мир прямо расцветает красками, которых до сих пор в Лениной жизни не было. Жизнь под девизом: «Могло быть и хуже». В баню! Наверно, у нормальных людей таким образом начинается старость — когда надежды сменяются покорностью и трусливым беспокойством, нежеланием лишних телодвижений. Лена была такой, сколько себя помнила.

Остановившийся одновременно с Леной лифт изрыгнул Димку и его пакеты.

— Дим, привет, я за Нюсей. На свадьбу скоро позовёшь?

Дима обернулся. Ответная улыбка сползла с его лица, капризный дамский рот дёрнулся. Яблоки попрыгали вниз по лестнице из упавшего пакета.

— Эй, Дим, ты чего? — Лена подошла ближе и застыла.

Так они стояли в темноте подъезда, где какой-то урод-эквилибрист в очередной раз повыкручивал лампочки. Димка долбил кулаком по звонку, а Лена давилась желанием ухватить его за холку, мотнуть головой, и ещё, ещё, пока позвонки не хрустнут. Вонь перепуганной псины опьяняла, заглушая рассудок. Открой Татьяна Викторовна минутой позже, она была бы сильно фраппирована увиденным. Дима влетел в квартиру, толкнув мать в грудь, на двери его комнаты щёлкнула задвижка. Татьяна Викторовна только руками всплеснула.

— Лена, что у вас произошло? Почему сумки валяются?

«Стыдно, стыдно, стыдно», — твердила Лена, подбирая продукты, и драла ладони ногтями.

Нюся помогала. Лена опасалась детских непосредственных замечаний, но ребёнок только серьёзно на неё посмотрел, а потом на запертую дверь, откуда доносились Настины встревоженные расспросы.

Смущённая и расстроенная Татьяна Викторовна настояла на чашечке чаю — среди прочих вкусностей Димка притащил шоколадный торт, несколько утративший лоск при контакте с полом. Ни Димка, ни Настя к столу не вышли.

— Не обращай внимания, Леночка, он с утра на нервах, чуть свет за Настенькиными вещами в общежитие ездил, после в ЗАГС, оттуда сразу на работу и ещё по магазинам, вот и сорвался. Димочке не везло с женщинами, я уж боялась, один останется. Ему ведь… ты понимаешь, нельзя одному. Ты понимаешь! А он даже свою красавицу-Алёну как-то по обязанности любил. Заботливый мальчик, ответственный, к детишкам тянется, но с женщинами бесчувственный. Разве что когда маленький был, бабулю любил, я серьёзно ревновала. Кроме бабули никого, даже когда подростком был, не влюблялся, бабуля да бабуля. И тут такое счастье! Такая девочка замечательная!