Пастух медведей - [2]

И сам я отражаюсь в полный рост,

И чувствую себя сильней и выше…

Так отраженный свет далеких звезд

Порой нам ближе, чем звезда над крышей.

ПЬЕРО

Что загрустил, мой друг Пьеро?

Жизнь — не веселая игрушка.

В ней все продумано хитро

От космоса до погремушки.

И твой наивный белый цвет

Не защитит на злой планете

От мелкой сети липких бед

И сочных пятен грязных сплетен.

Да и надежней, впрочем, жить,

Имея дом, жену, зарплату,

И мир тихонько подменить,

Себе поставив с краю хату.

У них покой, достаток, тишь,

И только ты — не «сам с усами»

И все о девочке грустишь,

Что с голубыми волосами.

* * *

Не каприз и не притворство —

Ты с названьем не спеши,

В моей жизни каскадерство —

Как спасение души:

Повисаю на балконах,

Трюком в плотный узел свит,

Вылетев из рам оконных

Чьих-то мелочных обид.

Падаю с коней летящих,

Сбив запретные столбы,

Увернувшись от давящих,

Злых копыт моей судьбы.

Прыгаю с мостов железных

Трезвой памяти своей

И пытаюсь бесполезно

Боль забыть на пару дней.

И в любовь, как в дом, объятый

Самым яростным огнем,

Я вбегаю, если платой

Мне — мое сожженье в нем.

Не умею жить иначе,

Каскадер иль скоморох, —

Жаль, что для тебя я значу

Лишь души переполох.

НАБРОСОК ТУШЬЮ

По белой бумаге, глянцем лощеной,

Вожу, как японец, кисточкой черной.

И вот проявляются черною тушью

Людские движенья, костюмы и — души.

Исправить нельзя: есть закон непреложный,

Что тушью набросок стереть невозможно,

Исправить нельзя и украсить в охоту:

Как сделал, так сделал — не переработать.

И движутся люди, под кисточкой тая,

Такие, как есть, а не так, как мечтают.

И черная тушь растекается смело

В сражении вечном меж черным и белым.

* * *

Приключений пьянящая брага

Выводила меня за село.

Что такое — мужская отвага?

Что такое — шелом и седло?

Не удержишь в затворенной келье —

Мне туда, где за взмахом орла

Понеслась с соловьиною трелью

Из кленового лука стрела.

Мне туда, где звенит о шеломы

Быстрых сабель отточенный свет,

Где со смертью так близко знакомы,

Словно братствуют тысячи лет.

Где ветра на кургане забытом

Колыхнули соленый ковыль…

Мне туда, где звенит под копытом

Русских песен далекая быль.

* * *

Ирине С.

Где искать тебя, амазонка?

Привстаю на стальных стременах:

За какой чертой горизонта

И в каких, скажи, временах?

Мир огромный тревожно замер…

Небо взглядом твоим манит.

Вижу след твой в рисунке амфор,

В барельефах афинских плит.

Мне уже ничего не странно…

А в сплетении зим и лет

От заросших степных истуканов

Для потомков один ответ:

«Наши боги суровей прочих…»

Жизнь не сказка, не сладкий сон…

И глядят в мою душу очи

Из горящих седых времен.

…Снова ветер бродячий стонет

На курганах к исходу дня.

И с девичьей серьгой в ладони

Выхожу я — седлать коня.

ВАРВАРЫ

«Вар-ва-ры!» — в хрип переходит крик,

Фыркает кровь из груди часового.

Всадник к растрепанной гриве приник,

Вслед ему — грохот тяжелого слова:

«Варвары!»… Вздрогнул седой Ватикан,

Тяжесть мечей и задумчивых взглядов

Боли не знают, не чувствуют ран,

Не понимают, что значит: преграда.

Город ли, крепость, стена ли, скала,

Что бы ни стало — едино разрушат!

И византийских церквей купола

Молят спасти христианские души.

Но и сам бог что-то бледен с лица:

Страх — как комок обнажившихся нервов,

И под доспехами стынут сердца

Старых и опытных легионеров.

Мутное небо знаменья творит:

Тучи в движении пепельно-пенном.

«Варвары!» Посуху плыли ладьи

К окаменевшим от ужаса стенам.

…Быль или небыль о предках гласит —

Ждет лишь потомков пытливого взгляда,

Как Святослава порубанный щит

На неприступных вратах Цареграда.

КНЯЗЬ СКОЛОТ В ПЛЕНУ

Да, мы — россы или скифы,

Как бы ни назвали нас

Ваши греческие мифы,

Только лучше — без прикрас.

Да, мы знаем: ты — Двурогий,

Повергающий во прах,

И тебе победы боги

Напророчили в боях.

Не смотри, что я — в оковах,

Здесь, вокруг — моя земля.

Отвечай на княжье слово:

Задаю вопросы — я.

Отвечай мне, македонец,

Слышал ли когда-нибудь

Гулкий топот наших конниц,

Песнь стрелы, начавшей путь?

Эх, обидно, что ослаб я —

Бить плененного легко…

Вижу: вас вскормило бабье,

Нас — кобылье молоко.

Весть помчит на сауранах

И — попробуй догони!

Загорятся на курганах

Поминальные огни.

Застучат в степях секиры —

Копья вырастут, как лес.

С нами можно только миром,

Только миром, базилевс!

Шепот нарастал до крика,

Непреклонен и суров,

Но не понял царь великий

Половины грозных слов, —

Переводчики в испуге

Искажали смысл речей…

Тупо стискивали слуги

Ножны боевых мечей.

Но догадка опалила, —

Вздрогнул покоритель стран.

«Коль не гнется перед силой —

Смерть!» — промолвил Александр.

…Звезды тлели, сквозь туманы

Посылая робкий свет.

На сторожевых курганах

Вспыхнул скифских глаз ответ.

СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ

Копье в гортань — дракон прижат к земле,

Возрадуйтесь, зверье и человеки!

Георгий выпрямляется в седле

И верует, что зло сразил — навеки.

Путь к подвигу короче молодым —

У старости ни силы, ни резона.

Георгий — он, еще не став святым,

Карает зло в обличии дракона.

За веком век, среди других икон

Напоминает, что всесилен разум.

Но притерпелся к боли и дракон —

Не дышит, но косит горящим глазом.

Зло терпеливо время ждет свое.

Дождется — беспощадными клыками

Враз переломит хрупкое копье,

Уже почти истлевшее с веками.

И — вырвется дракон!

И, ввысь скользя,

Поглотит все живущее — навеки.