Пастер - [108]

Никто не собирался закрывать лабораторию, никто не намеревался запрещать вакцинацию. Напротив, чтобы пока дать хоть какую-нибудь возможность работать Пастеру и его ученикам, которые уже просто не вмещались в маленьком флигеле Эколь Нормаль, как не вмещались в нем врачи, приехавшие сюда учиться, больные, примчавшиеся за помощью, животные, необходимые для приготовления вакцины и для дальнейших новых исследований, — на улице Вокелен наскоро выстроили временное помещение, куда перевели прививочную станцию.

Никто не собирался судить Пастера. Напротив, все подлинные ученые, заинтересованные в прогрессе науки, стали на его защиту. Знаменитый Шарко, профессор Вюльпиан, Бруардель, Буле, Транше и другие медики одно за другим опровергали все клеветнические выступления и статьи, подрезая под корень злопыхательства врагов Пастера. В Академии медицины Петер и иже с ним теперь все больше помалкивали — слишком крупные имена выступали сейчас на заседаниях, почти целиком посвященных Пастеру.

Пастер ожил. Снова с утра до вечера Эжен Виала приготовлял вакцину для прививок, снова Транше, Ру и еще два врача ежедневно с одиннадцати часов принимали больных на улице Вокелен. Триста пятьдесят человек, укушенных бешеными животными, были спасены прививками Пастера всего за несколько месяцев.

Первого марта Пастер решился выступить в Академии наук с сообщением о результатах применения вакцины против бешенства.

Он рассказал о трехстах пятидесяти больных, которые благодаря прививкам так и не заболели, рассказал правду о Луизе Пеллетье — единственном случае, в котором прививка оказалась бессильной, потому что лечение было начато слишком поздно.

— Самые точные цифровые данные показывают, как много людей нам удалось вырвать из когтей смерти. Профилактика бешенства после укусов оправдала себя. Имеются все основания для того, чтобы организовать учреждение, которое производило бы прививки против бешенства.

Никто не возражал. Академия единодушно решила, что такое учреждение должно быть основано в Париже и названо «Институтом Пастера».

И в этот самый день…

Далеко от Парижа, в одной из беднейших губерний России, на Смоленщине, в этот день гудела мартовская вьюга. В глухом лесу, где не стаял еще снег, в завываниях ветра трудно было различить другой, жуткий вой — то выла голодная и злая, бешеная волчица. Она металась по лесу, поджав хвост, изо рта у нее текла пена, она продиралась сквозь низкие сухие ветви березок и елей, опустив голову к земле.

Она бежала, не разбирая дороги. И все, кто попадался ей на пути, вызывали в ней приступ болезненной злобы, и она кидалась на них, впиваясь зубами в одежду с такой силой, что прокусывала мужицкие полушубки и терзала сквозь них тело, или, делая прыжок, кусала незащищенное лицо, голову, руки.

В одном месте навстречу волчице вышел священник. Волчица кинулась на него из-за угла церкви, прокусила щеку и разорвала верхнюю губу, так что все его лицо превратилось в сплошную кровоточащую рану. В другом — ей повстречалось пять мужиков-лесорубов, возвращавшихся из лесу. Она и на них накинулась и жестоко искусала всех пятерых. Потом она побежала по улицам небольшого селения и бросалась на всех, кто не успевал удрать от нее. Потом она снова исчезла в лесу, а оттуда выбежала на окраину города Белого, и тут только пришел ей конец.

Молодой крестьянин возвращался с базара. Волчица, рыча, ринулась на него, впилась зубами со страшной силой и искусала так, что похоже было, будто в кровавой драке его исполосовали всего ножами. К счастью, крестьянин нес с собой топор — не то не быть бы ему в живых. Топором он оборонялся от бешеного животного и топором в конце концов зарубил волчицу.

Смоленское земство на общественные средства собрало в дорогу девятнадцать искусанных людей — восемнадцать крестьян и одного священника — и вместе с больничным фельдшером отправило их за спасением в Париж.

Дорога из России к Пастеру была уже проложена: жители Смоленщины не первые ехали туда.

Ровно за месяц до того дня, когда в Смоленской губернии случилось несчастье, на другом конце России — в Одессе — собралось экстренное собрание общества врачей. Собрание было посвящено двум вопросам, связанным друг с другом: созданию первой в России бактериологической станции и посылке одного из врачей в Париж для изучения пастеровских прививок.

Одесские врачи, как, впрочем, и многие другие медицинские деятели России, с недавних пор серьезно задумывались над необходимостью широкого развития микробиологической науки. Этого требовала сама жизнь. Сибирская язва и ящур, поражающие скот, приносили огромные убытки. Сибирской язвой заболевали и люди; бешенство в России было распространено больше, чем в других странах Европы, — огромное количество волков, населявших дремучие русские леса, представляло прямую угрозу: бешеные волки кусали собак, собаки заражали бешенством людей.

Микробиология быстро развивалась. Уже в 1882 году в Петербурге вышло первое в мире руководство практической микробиологии Л. Гейденрейха. В 1883 году крупнейший русский ботаник Л. Ценковский изготовил по своему методу вакцину от сибирской язвы. В 1884 году великий русский клиницист С. Боткин организовал первую бактериологическую лабораторию при медико-хирургической академии.