Пассажир своей судьбы - [8]

Детей у Камиля не было. То есть сын был, но от первого брака, и общаться с ним первая жена запретила. А со второй женой потомством обзавестись не получилось.

– Жену надо вот где держать, – сказал Камиль и показал нам кулак.

Но на самом деле это еще вопрос, кто кого держал. Супружница дважды сумела до него дозвониться, и хотя говорили они по-татарски и мы с Костей почти ничего не поняли, но по интонации было ясно: никакая она не покорная мусульманская жена. «Ярый, ярый, яхшы, джаным. Ладно, хорошо, душа моя», – успокаивающе бормотал Камиль, а звучный женский голос в трубке на чем-то настаивал и вроде бы сердился.

Говорят, мужчины женятся на своих матерях. То есть жена, как правило, напоминает мать. Если это правда, то мне уготована участь Камиля: кивать, соглашаться, не говорить лишнего, чтобы не будить зверя, и вечно ходить в виноватых. В памяти всплыли образы девушек, с которыми я встречался. Список короткий, но, если подумать, все они действительно были вздорными и своенравными.

Жили Камиль с женой где-то под Казанью, в частном доме. Он подробно и нудно рассказывал, в чем сложности содержания баранов, как надо ухаживать за курами и выращивать помидоры.

– Это что у тебя? Помидоры? – презрительно косился он на Костины томаты. – Тьфу это, а не помидоры! От них знаешь какой запах должен идти? Не знаешь! И кожура разве такая должна быть? Нежная, тонкая, но упругая. А у этих что? – вопрошал он, грозно воззрившись на владельца неправильных овощей. – Дубовая кожа, бычья!

Костик смеялся и объяснял, что купил их на рынке и вообще в помидорах разбирается, как свинья в апельсинах.

Я поражался, как сильно изменился Камиль после нескольких глотков алкоголя. Пока трезвый был – слова щипцами не вытянешь, а тут надо же, разговорился. Есть такие люди: когда пьяный и когда трезвый – будто два разных человека, которые даже незнакомы между собой.

Камиль с Костей болтали без умолку, у меня даже голова разболелась. Когда поезд остановился на какой-то станции, я вышел на перрон подышать.

– Десять минут стоим, – предупредила проводница.

Время шло к восьми вечера, вечерело. Воздух был прохладным, по земле ползли синеватые тени. Солнце еще не укатилось за горизонт, но краски дня уже поблекли.

Станция была небольшая – крошечный городишко с незапоминающимся названием. Вокруг полно народу: бабули в платочках продавали пассажирам вишню, крыжовник и вареную картошку; спешили куда-то вокзальные служащие с озабоченными лицами; дворник шаркал метлой, возил ею туда-сюда, и жесткие прутья оставляли в пыли царапины.

Из соседнего вагона на перрон неловко спрыгнул мужик в спортивных штанах и рубашке с короткими рукавами. Он был пьян – не до синевы, но ощутимо, и, спрыгивая, подвернул ногу. Зашипел, выругался сквозь зубы. Потом зачем-то отряхнул штаны, огляделся по сторонам и направился в мою сторону.

– Закурить есть? – спросил он. Глаза были пустые, невыразительные, как пуговицы.

– Не курю. А у тебя пачка в кармане.

– А ты откуда знаешь? – Он икнул и сдвинул брови к переносице.

– Вижу. – Я ткнул пальцем: пачка выпирала из кармана рубашки.

– А, ёшки-матрёшки! Извини, братан.

– Миша! Миша, ты чего там? – пронзительно закричала какая-то женщина, высунувшись в окно. – Вернись в вагон! Останешься еще!

Миша вздрогнул от неожиданности и выронил пачку, заругался уже в голос.

Я отошел подальше, чтобы не слушать их перебранку.

Вдалеке виднелась улица: двухэтажные дома, деревья, машины.

А ведь и здесь живут люди! Обычные люди: умные и глупые, злые и добрые, подлые и прекраснодушные. Живут самой настоящей, невыдуманной жизнью, и страдают, и не знают, что будет завтра, и изменяют друг другу, и волнуются, что денег мало…

Я давно заметил, что, приезжая в другой город, почему-то начинаю думать, будто у местных жителей все иначе, не как у меня, проще и легче. И сразу хочется круто поменять жизнь, бросить все и остаться тут.

У меня есть один друг. Вернее, был – так правильнее. Сережка Васильев. Забавный парень. Увлекающийся. Один раз так увлекся, что с моей тогдашней девушкой переспал, Ксюшей. Я, правда, больше мучился из-за Сереги, чем из-за девушки: Ксюшу эту я знал от силы три месяца, а с Серегой мы росли вместе, в школе за одной партой сидели. Такое предательство простить нельзя – что это за друг? Ладно, до Ксюши мне дела, по сути, не было, а если бы было? Если бы на ее месте другая была, та, кого я по-настоящему бы любил? Вдруг бы я пошел и повесился с горя?

В общем, Серега как увидит красивое место – на природе где-нибудь, так обязательно скажет: «Вот бы построить здесь дом и жить!» Так и мне иногда думалось, что в другом городе все у меня было бы по-другому, удачливее и лучше…

Но не здесь все-таки. Слишком уж тут провинциально и глухо. Дыра какая-то, даже не точка на карте, а соринка.

Залезая на подножку, я умудрился выронить мобильник. Что за гадство!

«А если это тоже дурной знак? Как моя Дама?» – ожил в голове взволнованный голос матери.

Я подобрал разбитый сотовый, прошел в вагон, и проводница захлопнула дверь. Стоя в коридоре, я осмотрел пострадавший телефон. Через мертвый, погасший экран шла трещина, похожая на восклицательный знак. Я нажал на кнопку, пытаясь включить аппарат, потом еще раз, жал и жал, но экран оставался безжизненным и темным. Бесполезно. Я понятия не имел, можно ли его починить. Но полагал, что выгоднее купить новый. Телефон у меня не бог весть какой навороченный, а ремонт вроде бы стоит дорого.