Пассажир своей судьбы - [12]

Мне пришла на ум одна история из глубокого детства. Считается, что дети не помнят себя в возрасте трех-четырех лет, но я ту историю отлично помню. Мать, скорее всего, забыла, а я – нет.

Я ужасно не любил ходить в детский сад, потому что друзей там у меня не было, воспитательница постоянно кричала на нас, в манной каше были комочки, а еще заставляли спать днем и делать поделки. Другие дети охотно лепили, вырезали и клеили, а у меня руки вставлены не тем концом, ничего путного не получалось, и я вечно был среди отстающих. В общем, любить детсад мне было не за что, и я, не успев оказаться в группе, тут же начинал ждать, когда за мной придет мама.

Под вечер, когда детей разбирали по домам, я обычно садился к окну и неотрывно глядел на улицу. Высматривал маму. Однажды она заглянула в группу и увидела меня возле окна.

– Федюша, окна выходят на другую сторону, ты меня никак не сможешь увидеть, – сказала она. – Бесполезно ждать.

Наверное, это показалось ей забавным. Взрослых часто смешат выводы и поступки маленьких детей.

Но она не понимала двух вещей: во-первых, того, насколько сильно это расстроило меня, малыша. Отнятая надежда, ни больше ни меньше: мое окно в мир оказалось заколоченным. Мне почти двадцать, но это детское отчаяние до сих пор живо где-то внутри меня.

А во-вторых, это я понял уже позже, главное – сильно стремиться к чему-то, хотеть и верить. И тогда однажды окажется, что окно прорублено в нужной стене.

Я не знаю, почему мне вспомнилась сейчас та история. Я будто снова стал ребенком – беспомощным, замершим в ожидании. Но мама не придет и не прогонит монстров, не заберет в тихое уютное место, где никто не тронет. Придется как-то разбираться во всем самому.

Мужчина, который, оказывается, все еще стоял в противоположном конце коридора, закашлялся. Кашель был надрывный, тяжелый, с присвистом. Бедняга согнулся, прижав руку к груди, и никак не мог подавить приступ. Я уже хотел подойти и спросить: может, надо помочь – лекарство принести или воды, но мужчина отошел от окна и скрылся в своем купе.

Мы с Катей остались одни. Моя рука по-прежнему лежала у нее на талии, я прижимал девушку к себе, а она смотрела на меня, запрокинув голову, будто ждала, что я снова ее поцелую. Вместо этого я сказал:

– Ты очень красивая.

– Правда? – словно бы удивилась она.

– Тебе что, не говорили?

– Говорили, но я не верила.

– Зря. Это в самом деле так.

Она склонила голову и лукаво улыбнулась:

– Даже красивее твоей девушки?

Все женщины одинаковы. Им обязательно нужно услышать, что они на свете всех милее, что соперницы – толстые прыщавые уродины. Да и потом, Катя, видимо, таким нехитрым способом решила проверить, есть ли у меня кто-то.

Мне стало досадно: могла бы просто спросить – напрямую. А еще лучше – вообще не заговаривала бы на эту тему. Зачем сразу, с места в карьер, оценивать брачные перспективы? Прущий из всех щелей инстинкт гнездования только отталкивает мужчин – очевидно же.

– У меня нет девушки, – сухо ответил я.

– Ты что, обиделся? Я не хотела выспрашивать.

– Не обиделся, еще чего. Просто не хочу об этом говорить.

– Хорошо, не будем, – легко согласилась она.

Я вспомнил, что хотел посмотреть схему движения поезда, узнать, когда ближайшая остановка, и сказал об этом Кате.

– Зачем тебе нужно знать, когда будет остановка? – спросила она, и я уловил едва заметное недовольство в ее голосе. – Разве тебе не нравится ехать?

Глава 5

Схемы пути на месте не оказалось. Пластиковая ячейка, где ей полагалось быть, висела пустая.

– Черт! – выругался я. – Куда она делась?

Я поглядел на Катю, а она отвела глаза, как будто сама стащила схему.

– Связи нет, где мы едем – непонятно, сколько времени – тоже не знаем. Превосходно!

– А я знаю, сколько времени, – раздалось сзади.

Мы с Катей синхронно обернулись и увидели мальчика. Того самого, с кем встречался сегодня возле туалета.

– У меня есть часы! – с гордостью сказал он.

– Так который час? – спросила Катя.

– Шестнадцать часов сорок пять минут, – торжественно отозвался мальчик.

– Спасибо, – Катя улыбнулась и потрепала его по волосам. – Далеко едешь?

– В Улан-Удэ, к дедуле с бабулей.

– Ты не знаешь, давно поезд останавливался? – неожиданно для себя спросил я.

– Останавливался? – в голосе ребенка слышалось удивление.

– Ну, станция когда была? И какая станция? Ты не запомнил?

Мальчик смотрел на меня не отвечая, словно я говорил на незнакомом ему иностранном языке.

– Наверное, не запомнил, – вздохнула Катя, и мне почудилась скрытая издевка в ее голосе.

– Мне к маме нужно.

Мальчик развернулся на пятках и умчался прочь.

– Странный какой-то, – сказал я, и вдруг меня осенило: – Можно же у проводницы спросить! Чего я мучаюсь?

Катя хотела сказать что-то, но не успела. Я прошел мимо нее к купе, где обитала проводница, и постучал. Потом еще раз, и еще. Никто мне не открыл и не ответил.

– Наверное, вышла куда-то.

– Может быть, – тихо отозвалась Катя.

– Попозже подойду еще раз.

Что сказать, что сделать – я не знал. Чем тут займешься? Куда пойдешь? Коридор, купе, туалет, вагон-ресторан – вот и все маршруты. Но в купе идти не хотелось. Есть – тоже не хотелось. Опять, что ли, к окну?