Пассажир дальнего плавания - [35]

— Хорошо, — насилу выговорил Яшка: до того давило у него в горле.

— Вставай и выходи работать, тогда легче будет.

Пароход вдруг резко бросило, и дядя Миша, не удержав дверь, больно стукнулся. Дверь захлопнулась сама собой.

Яшка слез с койки и принялся одеваться. Он никак не мог попасть ногой в штанину. Она всё время проваливалась куда-то вместе с палубой. Наконец мальчик втиснулся между бортом и столом и всё-таки надел штаны. Тьфу! Оказалось, что задом наперед. Пришлось снова переодевать.

Он вышел на палубу.

Ого! Огромные водяные валы шумной и озлобленной стеной гнались за пароходом и, настигнув, казалось, хотели обрушиться на него. Но корма парохода вздымалась, пропуская волны под собой. Они с ревом неслись вдоль корабельного корпуса, напоследок в бессильной злобе подбрасывая его нос.

Тут Яшка вспомнил, как отец однажды рассказывал про трехэтажные волны. Но тогда же возникали и сомнения. Как это волны могут быть в три этажа? Дом — понятно, но откуда окна на волнах?

Сейчас, вспомнив этот отцовский рассказ, Яшка всё понял. Было так. Катилась большущая, похожая на ладную гору, волна. Перед у нее был крутой. И вдруг с волны опрокидывался шумный пенистый гребень, а уж потом она вытягивала свою длинную отлогую спину, а на этой спине ветер разгонял другие волны, меньшие, конечно, но такие же, с крутыми передними скатами, с пенистыми гребнями и отлогими спинами. Их на каждой большущей волне бежало не меньше десятка. Получались волны на волнах. Но и эти верхние волны были вовсе не гладкие, как стол или бумага. На них ветер тоже будоражил, взъерошивал воду и умудрялся разгонять маленькие волночки, срывая с каждой шипучий белый гребешок.

Яшка прислушивался, как шумела каждая волна, но не сумел разобраться в звуках. Всё шумело, щипаю, плескалось, булькало на разные лады.

И всюду сверкали белые пенистые гребни: большие, поменьше, совсем маленькие, а под ними, вздымаясь, просвечивала вода то синим цветом, то зеленым.

Людей на палубе Яшка не встретил. Цепляясь с трудом за поручни, он поднялся на мостик. Штурман Жук в рубке навалился животом на стол и чертил на карте, а рулевой стоял, широко расставив ноги и крепко вцепившись в штурвал. Увидев Кубаса, матрос подмигнул ему:

— Как оно?

— Подходяще, — Яшка прошелся по палубе и чувствовал себя лучше.

— Держись, — посоветовал матрос, — главное — не ложиться, а работать. Тогда обойдется.

В столовой Яшка увидел, как уборщица, ползая на коленях, шваброй что-то загоняла в угол.

— Ты чего? — спросил он девушку.

— Тарелки разбились, — Зина жалобно поглядела на мальчика, — собрать надо. Александр Петрович узнает и может подумать: «Разини!» Производственное совещание всей команды будет.

— Эх ты! — Яшка хотел улыбнуться, но только скривил рот. Опять всё завертелось вокруг и перехватило дыхание.

Пароход резко накренило. Черепки выкатились из углов на самую середину столовой и несколько секунд лежали на месте, точно дразня: вот и мы, берите нас!

Яшка схватил швабру и кинулся за черепками. Напрасно! Весело побрякивая, они рассыпались по углам и закуткам. «Большевик» накренился на другой борт. Тогда Яшка атаковал большой кусок донышка от тарелки; его удалось придавить шваброй, но тут Яшку качнуло, и он чересчур надавил на швабру. Черепок разлетелся на мелкие осколки.

В тот миг, когда дядя Миша вошел в столовую, большая волна так стремительно положила пароход на борт, что Зина не удержалась и на четвереньках ринулась к Яшке. А он как раз перед тем поймал два черепка и не хотел выпускать их из рук. Вместо того, чтобы остановить Зину, он налетел на нее, и они крепко стукнулись лбами.

— А мне можно так поиграть с вами? — улыбнулся дядя Миша. — Занятная игра.

— Ну вас! — рассердился Яшка, растирая лоб.

Зина часто-часто моргала глазами.

— Кочегары это, — пожаловалась она, — набили посуды, а капитан сейчас придет. Кто будет отчитываться? Мне же и попадет.

— Что верно, то верно, — посочувствовал повар и нагнулся за черепком, катившимся ему под ноги, но не поймал его. — Уж эти кочегары!

Ворча, дядя Миша полез под стол искать исчезнувший там осколок.

— Простите, как это понимать? — спросил появившийся в дверях Вася Томушкин. — Это выпад против нас, кочегаров?

Зина, увидев Васю, поднялась, забрала у Яшки швабру и с видом, не обещавшим ничего хорошего, направилась к маленькому кочегару.

— Ах, как понимать?! А кто ночью ел? — Швабра в ее руках выглядела очень грозно.

— Простите, гражданка, — Томушкин быстро оглянулся: куда, в случае чего, отступать? — я не привык к такому обращению. У меня характер деликатный. Какие тарелки вы имеете в виду? И потом, простите, Зиночка, но кто учил вас так собирать черепки во время качки при курсе бакштаг[39]? Где они могут находиться? Как известно, здесь внизу, вдоль борта проходят трубы парового отопления. Эти трубы, носящие название магистрали, прикрыты металлическими щитками, которые, в свою очередь, именуются кожухами…

Томушкин засунул руку за железный щиток и вдруг взвыл, тряся обожженной рукой, но сразу же, как ни в чем не бывало, он продолжал свою болтовню.

— Нисколько и не больно. А черепки всё равно так не ловят. Это средневековый, давно отживший способ…