Паруса в океане - [4]

Ахтой тонул в океане красок и звуков. Ликующий Астарт тащил его куда-то, тряс за плечи, что-то кричал ему в лицо и был подобен сотням одержимых, носившихся сломя голову по всем улицам Тира, и островного, и материкового.

Перед усталым взором Ахтоя мелькали строения всевозможных архитектурных типов — от примитивных иудейских и хеттских хижин и особняков до блестящих дворцов в ассиро-вавилонском духе. Поражали разнообразием многочисленные фонтаны, обелиски, статуи богов и царей, по-семитски аморфные, глыбоподобные. И всюду бородатое и носатое лицо Мелькарта: Мелькарт, сидящий на морском коне, Мелькарт, стоящий на четырех дельфинах, Мелькарт с туловищем крылатого коня и рыбьим хвостом.

Астарт на ходу приценивался, кого-то спрашивал, кому-то отвечал, острил, обзывал, кому-то дал пинка и такой же получил в ответ. Юродивые, ремесленники, крестьяне, прорицатели, аристократы, брадобреи, глотатели змей, азартные игроки, водоносы, кукольники, птицеловы слонялись взад и вперед, выкрикивая на разные голоса, образуя водовороты и штормовые шквалы вокруг зрелищ.

В Тире царствовала весна. Лотки торговцев ломились под тяжестью черешни и апельсинов. По сторонам мощеных улиц — целые россыпи миндаля в свежей зеленой кожуре, ранние сорта абрикосов, а над всем господствовала кряжистая свилеватая трудяга — олива: маслины всюду — в жбанах, кувшинах, тазах, питейных сосудах, противнях, листвяных и тростниковых корзинах. Какие только маслины не увидишь на тирских базарах! Овальные, шаровидные, черные, зеленые, желтые, соленые, маринованные, вяленые, хрустящие, как огурец, и вязкие, как смола, но неизменно обожаемые финикийцами, азиатскими греками, пунийцами, филистимлянами…

Ахтой увидел, как Астарт поднял над головой меч.

— Прощай, кусок железа, опившийся кровью! — произнес с чувством финикиец. Скупщик отсчитывал ему звонкие слитки, Астарт говорил под их аккомпанемент: — Клянусь Повелителем Кормчих, моя рука не прольет больше крови. — Он широко улыбнулся. — Разве только это будет кровь жирного каплуна или сладкого барашка.

Потом они ели жареную рыбу, маслины, отваренные в молоке фисташки, пили вино лучших в мире давилен.

Неподалеку от заплеванного бассейна, в котором Ахтой омыл свои натруженные ступни, боролись базарные силачи. Астарт, жуя на ходу, устремился в самую гущу зевак. Египтянин устало склонился на свой мешок и едва не уснул среди базарной сутолоки под крики торговцев и попрошаек. Но вернулся буйный Астарт и заорал:

— Ахтой! Смотри, кого я выловил в толпе драчунов! Это же Эред!

И Астарт схватил в объятия рослого белокожего парня, настоящего великана с могучим торсом, огромными плечами и буграми чудовищных мышц, и не без труда оторвал его от земли. Увидев на шее Эреда кожаный обруч раба, Ахтой не удивился. Астарт много рассказывал о своем друге-рабе, с раннего детства выставляемом на базарных поединках. Гигант ощупывал Астарта, словно не веря своим глазам.

— Астарт, клянусь ногой Геракла, мы опять вместе!..

Эред, профессиональный базарный борец, вне ристалища был на редкость покладистым и даже покорным малым. Его хозяин, дряхлый скиф, пропахший навозом и солодом, приплелся вслед за друзьями, отчаянно скрепя всеми суставами, и заменил кожаный ошейник Эреда на железный.

Конец длинной цепи от ошейника он по-хозяйски намотал на свою иссохшую ручонку.

— А ты, навозный жук, все ползаешь? — удивился Астарт.

— Где? — Хозяин был туговат на слух. — Он мне вместо сына, — добавил скиф и дернул за цепь. — Пошел домой.

— Да брось, — отмахнулся Эред и вырвал цепь из рук старика. — Это он так при посторонних. Вообще-то он давно уже вежливый. У него никого и ничего не осталось: голые стены да я. Остальные рабы перемерли: не в состоянии был их прокормить. Все свое добро пустил по ветру, последнюю лошадь пропивал со слезами. Лошадь для скифа — это все. Иногда мне кажется: он мой раб, и я кормлю его только из жалости.

Скиф успокоился и сел на землю, поджидая, когда ему дадут есть. Астарт купил у виноторговца целую амфору вина, Эред окликнул разносчика фруктов, и друзья помянули прошлое столь усердно, что остались ночевать тут же на базарной площади.

4. Астарт пускает корни

Друзья осмотрели дом. Обещанная ростовщиком "добротная вилла" оказалась ветхой лачугой. Сквозь трещины в стенах беспрепятственно врывался ветер и играл свесившимися с потолка корнями растений.

В полураскрытую дверь влезла морщинистая физиономия ростовщика Рахмона.

— Соблаговоли подтвердить нашу сделку перед лицом уважаемых купцов, твоих соседей, — заворковал он, выкатив глаза, словно рак-отшельник, писец все запишет.

— Ты меня хочешь надуть, старый плут. — Астарт бесцеремонно шлепнул его по спине, ростовщик закашлялся…

Астарт получил кредит у ростовщика благодаря своей популярности в Тире. Многие помнили его мальчишеские проделки. Анекдоты о наемнике Астарте преподносились иностранцам, ступившим на землю Тира, как местный сувенир. Завсегдатаи питейных заведений смаковали похождения простого тирянина в царском гареме, придумывали новые истории о его сверхъестественной изворотливости, поражались побегу чуть ли не с острия кола.