Паруса в океане - [15]
Астарта привели на широкий двор, спрятанный за высоким каменным забором с металлическим остриями по гребню. У больших врытых в землю чанов возились рабы. К каждому рабу был приставлен надсмотрщик! Подозрительная роскошь.
Астарт содрогнулся: из-под низкого навеса вышел воющий раб с широко расставленными руками и запрокинутой головой. Свежие раны вместо глазниц, кровоточащий обрубок языка…
Раба бросили в повозку, набитую до отказа такими же слепцами. Возница тронул вожжи, надсмотрщик еще раз хлестнул Астарта через всю спину и толкнул к свободному чану.
— Не получишь еды, пока не научишься делать с завязанными глазами то, что тебе покажу. — Надсмотрщик отбросил плеть и довольно умело извлек из чана целую гору мокрой шерсти, отжал, растрепал, развесил на столбах. Понял? Теперь ты.
Астарт уронил в лужу перед чаном всю охапку шерсти, за что получил свирепый удар.
— Повтори!
Астарт делал все подозрительно неловко. Поскользнувшись, он врезался головой в живот надсмотрщика и, когда тот свалился в чан, долго его вылавливал, то и дело сваливая ему на голову целые кипы мокрой шерсти.
Астарта не успели избить. Подошел Беркетэль в хитоне из дорогой тонкой ткани, искусно выкрашенной в лиловые и алые пурпурные полосы.
Мокрый надсмотрщик угрюмо пыхтел за его спиной, взвешивая в могучей руке тяжелую плеть.
— Хитрый раб опаснее пожара, — процедил жрец, — он все это умеет не хуже тебя. Обработать его сейчас же.
Двое схватили Астарта под руки и повели к навесу. Астарт обмяк, изобразив на лице полную отрешенность.
— Сомлел с перепугу, — сказал третий, пошевеливая угли в жаровне. Раскаленные ножи и тавро были уже готовы. Астарта притиснули к столбу и накинули веревку.
"Вот он, момент!" От сильного удара ногой надсмотрщик, возившийся у жаровни, врезался головой в пышущие жаром угли. Истошный крик никого во дворе не всполошил: при процедуре обращения в раба пурпурокрасилен обычно орут так, что статуи богов обливаются холодным потом.
Под навесом недолго возились, кто-то хрипел, чье-то тело звучно билось о землю, затем все стихло. И вот на солнечный свет вышел воющий Астарт, задравший к небу вымазанное в крови лицо и слепо расставив руки. Жрец-настоятель теребил свое большое ухо и с чувством охотника, подстрелившего опасного зверя, любовался пьяными шагами Астарта. "А ведь мог быть жрецом. И каким жрецом…"
А тот кружил по двору, чуть не свалился в чан с затхлой водой и оказался у ворот. И вдруг — быстрый, как спущенная тетива, удар кулаком и привратник с проломленной переносицей повис на щеколде. Бухнула калитка. Астарт исчез.
— Догна-ать! — Беркетэль задохнулся от крика.
Астарт несся во весь дух по улице. Только бы добраться до пристани, где в каждом кабачке у него не счесть приятелей!
Сухопарый надсмотрщик в кожаных сандалиях вырвался вперед. Астарт понял: от него не уйти. Он резко свернул за первый попавшийся угол и, зацепившись за край плоской крыши, выставил ногу на уровне головы преследователя. Удар! Короткий вскрик, звук падающего тела. Астарт перемахнул через забор, второй, третий, ушел с головой в бассейн с затхлой водой, нагретой солнечными лучами, прорвался через плотную стену душистых олеандров, и вот портовая набережная, вот первый кабачок под открытым небом.
Завсегдатаи, в некогда приличных юбках и матросских передниках, в париках и без париков, но все навеселе и полные оптимизма, вдруг замолчали и уставились на беглеца.
— Аста-арт?
— Да он же раб?
— Беглый! Вы слышите, беглый!
Все сорвались с топчанов и циновок и, опрокидывая подносы, кувшины, обступили позеленевшего от бега Астарта.
— Это все Лопоухий… подстроил… гонятся, — прохрипел он.
Но чья-то нетерпеливая рука уже схватила его за шею, кто-то подсек ему ноги, кто-то орал, чтоб корчмарь принес веревку: почетный долг свободнорожденного — поймать беглого раба.
Астарт нечеловеческим усилием стряхнул с себя бывших друзей. Подпрыгнув, ухватился за балку хлебного амбара и взлетел на крышу. Через мгновение — он на другой крыше.
Свора пьянчуг с негодующими криками катила вслед за ним по земле, размахивая палками и кувшинами.
Астарт спрыгнул, отчаянным рывком преодолел квартал гончаров, взобрался на крепостную стену, увитую плющом и виноградными лозами.
Здесь всегда кто-нибудь да был: отсюда открывался величественный вид на море. Один из таких любителей природы неожиданным ударом увесистой клюки сбил беглеца с ног.
Когда Астарт пришел в себя, веревки опутывали все тело. Далеко внизу рокотал прибой и ветер забрасывал на стену редкие брызги. Преследователи переговаривались, шумно отдуваясь после бега. Один предложил сдать Астарта ополченцам: беглые рабы — их забота, может, самая главная. Другой возразил: у жреца-настоятеля свои счеты с беглецом, поэтому он отвалит хорошую награду за поимку не торгуясь.
Астарт перекатился к краю стены и, прошептав молитву, ринулся в бурлящую пучину. Слабый всплеск потонул в шуме прибоя и тоскливых криках чаек.
12. Двое
В полутемной мрачной келье жрицы словно стало светлей.
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.