Паруса для Марии - [19]

Когда все разошлись, госпожа д'Эстен заявила:

— В целом я довольна работой филиала. Это целиком ваша заслуга.

Глаза его полезли на лоб. Мари вдруг улыбнулась непривычно, по-девчоночьи, и добавила:

— Но, разумеется, нужны доработки и дисциплина. Во всем.

«Море — это моя жизнь. Я тоже люблю его и не представляю, что мог бы жить как-то иначе. Но сейчас мне нравится быть здесь, рядом с вами».

Мари открыла глаза. Очередной чертов день вступил в свои права. Медленно встала. Медленно подошла к окну. Небо хмурилось. А когда оно не хмурилось? Кажется, с того мгновения, как она приехала в Петербург, не было ни одного солнечного дня. Впрочем, к лучшему. В последнее время ее не покидало ощущение дежа вю. Она снова прячется ото всех. В этом номере и в офисе. Крепость! Мари невольно усмехнулась, но усмешка стерлась с ее губ.

Ей теперь часто снились сны. Чаще, чем раньше. Чаще, чем за всю жизнь. И в этих снах он целовал ее и не отпускал, когда она пыталась вырваться.

После того утра в порту Кронштадта они больше не виделись. Она избегала поездок в БалтТраст, отправляя туда Скорикова. Она запрещала себе думать. Запрещала вспоминать. По старой привычке загружала себя работой до глубокой ночи так, что не вздохнуть. Но были эти проклятые сны.

Только вот в субботу в офисе делать нечего. Сидеть в номере и жалеть себя она тоже больше не могла. И, в конце концов, достала из чемодана кеды и джинсы. Гулять так гулять! В конце концов, она в одном из красивейших городов мира… который почти не видела из окон офиса, гостиницы и автомобиля.

С погодой все же повезло, дождя не было. Можно было бродить по городу хоть до вечера. И думать о том, где здесь бывал он… Сидел ли в этом кафе? Стоял ли у того моста? Любовался ли с этой точки Невой? Мари впустила в себя воспоминания. Кажется, впервые за долгие годы. По-настоящему.

Через два месяца после возвращения в Гамбург, отец явился к ней с пакетом фотографий. Одного взгляда хватило, чтобы узнать — Дувр. Мари резко подняла глаза на отца и спросила:

— Откуда?

— Твой капитан прислал, — с сарказмом в голосе ответил отец, — знаешь, что он хотел получить за эти фото?

Мари молчала. Просто смотрела на эти изображения, на которых она была счастлива. Сил оторвать от них взгляд у нее не было.

— Мария! — рыкнул отец. — Ты понимаешь, что он обманывал тебя! Все, что его интересовало, это деньги. Не удалось получить тебя, так он решил хоть какой-то куш с этого сорвать. Мария, ты слышишь?

— Слышу, — ответила она ровно, — ты оставишь их мне?

Он бросил фото на кровать и ушел. Той же ночью Мари их сожгла в пепельнице. И больше никогда не вспоминала о том, что они были. Потому что вопреки всему — не верила.

Да, он ее предал. Да, он почти убил ее. Но что значил тогда этот его резкий, почти злой поцелуй в Кронштадте? Неужели так просто обмануться, если очень хочется поверить? Ведь не будет так больно.

И вдруг Мари замерла у Троицкого моста, чувствуя, как где-то в горле отчаянно колотится сердце, а сил идти дальше просто нет. Она стояла и смотрела на громадье возвышающихся над ней… алых парусов. Отчаянно сжала пальцами сумочку — до побеления костяшек — и всматривалась в зрелище, открывшееся ей в эту самую минуту. Вот они. Алые. Как когда-то давно. Звуки из мира исчезли. Ничего не было. Она и это громадье.

«Тогда сначала пойдем на берег. Посмотрим, вдруг на горизонте появятся алые паруса».

Его голос словно бы прозвучал у самого ее уха.

Мари дернулась, отгоняя наваждение. Но наваждение не исчезало, победно сверкая парусами под непонятно откуда взявшимся солнечным светом среди туч.

Вокруг снова заходили люди, звуки стали различимы и она окликнула проходившую мимо женщину:

— Простите, для чего это?

— Так бал выпускников — Алые паруса, — просто пожала плечами женщина и пошла мимо.

В понедельник Мари вызвала начальника отдела кадров с просьбой принести из архива дело капитана Зимина М. А. Она сидела перед папкой, чувствуя, что впервые за долгое время ей становится легче дышать — он уволился на следующий день после завершения круиза. А это значило… Господи, да что это могло значить? Что, в конце концов, имеет значение, если тогда, на том чертовом причале в Кронштадте, он спросил у нее, почему она не выбрала его мир? Спросил так, будто в жизни нет ничего важнее ответа на этот вопрос? Будто имел право его задавать!

Мари вскочила и забегала по конференц-залу. Ведь он мог отправить отцу те треклятые фото только потому… потому, что она сама бросила его. Сама! Ведь для него это так и выглядело.

Через полчаса Мари звонила Шумову — любыми путями ей нужно было встретиться с Мишей. Даже если он не захочет.

Глава 2.4 Ошибки

Михаил сидел в приемной Шумова и нетерпеливо поглядывал на часы. Его вызвали к пяти, сейчас уже почти шесть. Секретарь лишь недоуменно пожимала плечами:

— А что я могу сделать? У него важное совещание.

— Я могу прийти в другой день.

— Он велел ждать.

И Зимин ждал. Николай Егорович позвонил с предложением внеочередного рейса, соблазняя двойной оплатой. Михаил для виду принял сомневающийся тон, но на самом деле сразу же решил, что воспользуется этим предложением. Несмотря на то, что увольняться он передумал, Зимин намеревался провести отпуск за пределами города. Он понимал, что Мария недолго пробудет в Петербурге.