Парус и буря - [3]
В свое время Уинстон Черчилль утверждал, что Сирия не приемлет власти извне, но и не способна управляться изнутри. В том, что первая часть этого замечания справедлива, нет никаких сомнений. И турецкие завоеватели, и английские и французские колонизаторы убедились в этом на собственном опыте. А что касается «неспособности» управляться изнутри, то с этим уже никак нельзя согласиться. Правда, за период независимого существования Сирия пережила добрый десяток правительственных переворотов, но ведь эти перевороты происходили под влиянием не только внутренних, но и внешних сил. Всему миру известно, что империализм США вот уже сколько лет пытается добиться от Сирии того, чего не смогли добиться английские и французские империалисты.
Способность Сирии существовать и самостоятельно развиваться доказана самой жизнью. Залогом ее прочности является прогрессивный, антиимпериалистический курс нынешнего сирийского руководства, курс на сотрудничество с СССР и другими странами социалистического содружества.
Сейчас, когда страна стоит лицом к лицу с вооруженным до зубов израильским агрессором, нагло попирающим элементарные нормы международного права и человеческой морали, воспитание в людях чувства патриотизма, мужества и самоотверженности в борьбе за дело свободы и демократии есть почетная задача художников. Писатель Ханна Мина эту задачу выполняет с честью.
К. Чугунов
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
Предел видимости определяется, наверное, не только остротой зрения человека. Своим воображением он может раздвинуть горизонты и увидеть мир даже сквозь стены дома, которые отгораживают его от людей. Когда человек, например, влюблен или томится где-нибудь вдали от родины, он способен не только остро чувствовать, но и отчетливо видеть сердцем все, что, казалось, уже исчезло навсегда. И перед глазами снова возникают картины минувшего, как кадры старого фильма, в котором ты когда-то играл главную роль. Они мгновенно появляются и так же мгновенно исчезают. Все это происходит как во сне. Но сердце все же успевает отобрать наиболее дорогие и нужные кадры. Именно те, что воскрешают тайные муки и желания, живущие до поры до времени в недрах души сами по себе, вне времени и пространства. И воскрешенные, они расправляют крылья и уносятся в далекий мир прошлого, к тем, кто их когда-то породил.
Видениям минувшего оставался верным и этот человек, которого волны жизни выбросили на берег Латакии. Здесь он жил — ел, пил, спал, передвигался, — но мыслями он весь был в прошлом, терпеливо ожидая осуществления своих надежд и чаяний, которым он никогда не изменял.
Латакия не была ему чужой. Берег здесь изогнулся серпом луны у подножия чернеющих вдали гор. Огибая заливчики и пересекая русла пересохших речушек, можно дойти от форта до самого маяка. Или можно просто так, без всякой цели, медленно брести по мелкой гальке, перепрыгивая с камня на камень и обходя отвесные скалы. А устав, можно сесть на любой большой камень, как на трон, или взобраться на скалу, вообразив, что ты находишься на принадлежащем только тебе одному безлюдном острове, или же с обрывистого берега свесить ноги прямо в море и, как лопастями, взбивать ими пену. Захочешь — можешь ла донями зачерпнуть полную пригоршню этой пены и держать ее, пока она не просочится между пальцами. Ну а если попадется песчаная коса, можешь палочкой или галькой начертать на песке дорогое тебе имя. Но не успеешь написать, как море, словно языком, слижет его… Да, море — это великое таинство. В нем скрыто много тайн, и, поглотив еще одну, оно никогда уже никому ее не откроет, как бы вы с ним ни заигрывали…
Пусть на миг, но люди все равно пишут на песке чьи-то имена. Зачем? Для кого? Они и сами не знают. Да и не задумываются над этим… Пишут просто так, машинально. Когда попадается на пути такая вот девственно чистая гладь песка, как тут удержаться от соблазна и не оставить на ней какой-то след. Нацарапать, например, имя свое или любимой. Можно, конечно, и просто пройти по песку, оставив на нем только отпечатки своих ступней. Но и их быстро смоет море. Оно ревниво и не потерпит, чтобы на песке долго оставались следы человека.
Летом берег устлан полунагими телами. Разморенные, люди жарятся на солнце, переворачиваясь со спины на живот и с бока на бок, копаются в песке, сооружают пирамиды, роют туннели. Море словно закрывает глаза на эти их забавы. «Играйте пока, играйте! — беззлобно ворчит оно. — Вот придет зима, тогда я вам покажу». А люди резвятся: бегают, прыгают, бросаются песком, брызгают водой. Играют с морем, как расшалившиеся дети с терпеливым дедом: взбираются ему на спину, щекочут его, дергают за кончики усов, расчесывают пальцами бороду. Забавляются, пока им не надоест. Когда же наступает время расходиться по домам, они с неохотой покидают море, так и не насытившись им до конца, не постигнув великих тайн этой бескрайней голубой пустыни… Море, доброе и ласковое, улыбается людям и тихо нашептывает что-то.
Но это до поры до времени. Всякому терпению есть предел. Приходит конец и терпению моря. Тогда берегись его. Если ты в открытом море — смотри в оба. Спускайся лучше в трюм — подальше от беды. Да и на берегу не зевай, не то мигом окатит тебя с головы до ног и отшвырнет волной на острые камни. С морем шутки плохи. Поэтому и бегут люди в такие часы от него подальше.

Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.

Драматичная повесть белорусского писателя о Российской империи времен крепостничества, о судьбах крепостных балерин, принадлежавших шкловскому помещику Семену Зоричу.

Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.

«Екатериною восторгались, как мы восторгаемся артистом, открывающим и вызывающим самим нам дотоле неведомые силы и ощущения; она нравилась потому, что через неё стали нравиться самим себе».В.О. Ключевский «Императрица Екатерина II»Новый роман молодого современного писателя Константина Новикова рассказывает о детских и юношеских годах Ангальт-Цербстской принцессы Софии-Фредерики, будущей российской императрицы Екатерины II.

«Русь верила своему великому князю. Верила, несмотря на его поражение и горе, что он принёс ей. И он, великий князь Игорь, оправдает это доверие. Прежде он ощущал себя только великим киевским князем, теперь своим великим князем его признала вся Русская земля. С этой великой силой никто и ничто не сможет помешать свершению его сокровенных давних планов. Он мечом раздвинет рубежи Руси! Обязательно раздвинет!..»Андрей Серба «Мечом раздвину рубежи!»Роман А. Сербы воссоздаёт времена княжения на Руси великого князя Игоря (912—945)

В романе «Повенчанные на печаль» («Сестра милосердия») Николай Шадрин заново рассказывает вечную историю любви. Прототипы героев — настоящие исторические персонажи, которые пользуются в последнее время особенной популярностью (после фильма «Адмиралъ») — это Анна Васильевна Тимирева и Александр Васильевич Колчак. И уже вокруг них декорациями к драме двух людей разворачиваются остальные события.К счастью, любовная история с известными героями не единственное достоинство произведения. Повесть Шадрина о крушении и агонии одного мира ради рождения другого, что впрочем, тоже новой темой не является.Действие повести происходит в белогвардейском Омске, в поезде и в Иркутской тюрьме.