Партизаны. Судный день - [48]

Мясо полетело на землю. Константин схватил трубку.

— Катя, я что-то не понял. Ты о чем?

— Зато мы все поняли, — с невыразимым наслаждением произнесла Катя. — Привет тебе от Юры. Пока. — Она тут же разъединила линию.

Люба, хлопоча у мангала, пожаловалась:

— Костик, перестань болтать. Угли уже не горят.

Константин медленно опустил руку с зажатой в ней трубкой.

— Зато мы с тобой горим. Синим пламенем.

— Так, — удовлетворенно сказала себе Катя. — Одно дело сделали. Теперь второе. — Она набрала на аппарате следующий номер. — Генерала Кипелова, пожалуйста… Кто спрашивает? Екатерина Синицына. — По-видимому, в трубке попросили перезвонить попозже, потому что Катя довольно резко произнесла: — Вы ему доложите, кто звонит, и я вас уверяю: перезванивать не придется.

Ее уверенность подтвердилась. Через несколько секунд в трубке раздался радостный голос генерала.

— Катерина Сергеевна! Куда же вы тогда пропали? Я просто места себе не находил. Звонил вам домой, на службу… Кстати, у меня для вас хорошие новости. Есть повод для встречи. Тот человек…

— У меня тоже есть хорошие новости, Юрий Борисович, — перебила Катя Кипелова. — Вчера я виделась с Юрием…

— С Юрием? — удивился генерал. — Как это? Он здесь?

— Долго рассказывать, — предусмотрительно не стала вдаваться в подробности Катя. — Так вот. Он убедил меня в том, что как настоящий мужчина и гражданин должен выполнить конституционный долг до конца. Поэтому, Юрий Борисович, можете больше себя не утруждать. Тема исчерпана. Благодарю вас за помощь. — Она с наслаждением нажала на клавишу, прекращающую разговор, и сказала: — Ох, как бы я с тобой поговорила, если бы Юре еще не служить.

— Подождите, Катерина Сергеевна… Катерина Сергеевна! — убедившись, что разговор окончен, генерал в сердцах бросил трубку на аппарат. — Черт знает что… «Можете себя не утруждать»… Нахалка.

Он в задумчивости побарабанил пальцами по столу и вздохнул:

— Что ж, у каждого Наполеона должно быть свое Ватерлоо.

Юрий Борисович умел признавать поражения. Это помогало ему добиваться новых побед.

Терентий вот уже битый час в полной растерянности слонялся по городу. Ненароком набредя на газетный развал, он с недоумением посмотрел на прилавок, где красовались многочисленные журналы с обнаженной женской натурой. Подойдя поближе, он принялся разглядывать глянцевые обложки.

— Что, дед, — ухмыльнулся продавец, — решил вспомнить молодость?

Терентий покачал головой.

— Чтоб в мою молодость такой срам — и не припомню. — Он оглянулся по сторонам и тихо спросил: — А тебя, сынок, не того… не арестуют?

Продавец, живший в городе без прописки, подозрительно уставился на него:

— Ты это о чем?

Терентий показал на журналы.

— Разве государство… извиняюсь спросить… такое дозволяет?

Успокоившийся продавец посмотрел на него снисходительно.

— Ты, дед, никак с Луны свалился?

Терентий вздохнул.

— Выходит, что с Луны. — Он робко спросил, показывая на журнал с самой фигуристой теткой на обложке: — А поближе глянуть можно?

— Гляди, — разрешил продавец, кладя журнал перед ним. — Только руками не лапай.

Терентий навис над журналом.

— Смотри, чего деется… — Он пригляделся к модели повнимательней. — На Никаноровну похожа. Та в молодости тоже фигуристая баба была. Как выскочит из бани да сиганет в речку — та аж из берегов выходила.

— Ладно, дед, — продавцу надоела эта беседа. — Кончай день воспоминаний. Брать будешь?

— Чего? — не понял Терентий.

— Никаноровну свою.

Старик понял его буквально.

— Годы уж не те, сынок, — вздохнул он. — А помню, после войны, как погожий денек — завалимся в сено… Один раз даже пожар случился.

— Курил, что ли?

— Не то. От сильного трения занялось, — похвастался дед. — Ну, бывай, сынок.

Он поплелся дальше по улице. Продавец с уважением посмотрел ему вслед.

— Да-а… Уходит порода.

Пройдя еще один квартал, Терентий наткнулся на кафе и зашел внутрь. У столика два мужика довольно потрепанного вида лениво потягивали пивко. Терентий с завистью посмотрел на них и подошел к стойке. Продавец, протиравший кружки, спросил:

— Что-нибудь хотите?

— Пивка бы мне… — мечтательно произнес дед.

— «Бочкарев»? «Солодов»?

Терентий посмотрел на продавца и с некоторым недоумением сказал:

— Пузырев.

— Что? — не понял продавец.

— Пузырев я.

— И что?

— Так… я подумал, вы, как звать меня, спросили.

— Уважаемый… — проявил нетерпение продавец. — Вы брать чего-нибудь будете или просто побеседовать зашли?

— Пивка бы мне… — повторил Терентий.

— Понятно, — не вдаваясь больше в подробности, продавец подставил кружку под ближайший кран и предупредительно спросил: — А деньги-то у тебя есть, отец?

— А как же, — Терентий снял кепку и принялся отдирать подкладку. — На черный день берег. Так что — самое время… — Он бережно вытянул из-под подкладки свернутую в несколько раз советскую двадцатипятирублевку. — Вот, держи.

Увидев купюру, продавец резко прикрыл кран.

— Ты, дед, чего, издеваешься?

— Неужто не хватит? — забеспокоился Терентий. — Ты внимательней гляди. Двадцать пять рублев — деньги немалые.

— Давай, дед, гуляй, — продавец отставил кружку в сторону. — А то я сейчас милицию вызову. Ты бы еще керенки принес.

Терентий с недоумением поглядел на отвергнутые деньги.