Партизанской тропой Гайдара - [39]

Обрадовались.

Обнялись.

Перебрали друзей — живых и мертвых. Погрустили. Где-то на бульваре расстались. И забыли обменяться адресами.

После этого, — писал Захар Максимович, — я больше с товарищем Орловым не встречался, где он живет, не знаю, но думаю, что он живет в г. Киеве.

Это была уже нить.

И я решил вернуться к подлиннику письма полковника, присланному в 1942 году, которое у меня имелось в машинописной копии.

На чудом сохранившемся конверте со штемпелем «Просмотрено военной цензурой» были четко выведены имя, отчество и фамилия: Орлов Александр Дмитриевич.

После этого оставалось только обратиться в офицерский отдел Киевского горвоенкомата, откуда немедленно прислали адрес.

И вот в декабре 1962 года — ровно двадцать лет спустя — я вынимаю из почтового ящика письмо, написанное знакомым почерком: письмо живого полковника Орлова.

С большим желанием откликаюсь на Вашу просьбу рассказать об Аркадии Петровиче, — читаю я. — Память о нем — мужественном, славном человеке, товарище и воине, мне особенно дорога.

Еду в Киев. Из гостиницы звоню Александру Дмитриевичу. Уславливаемся о встрече. Жду его, а потом вижу перед собой — в шинели с погонами, в фуражке, каким я его себе и представлял. Только уже седого.

Устраиваемся так, чтобы нам никто не мешал. И говорим до поздней ночи.

— Да не надо, не пиши, — отговаривает меня Александр Дмитриевич. — Это же не последняя наша встреча.

Но я не слушаюсь. Я пишу. И потом до рассвета расшифровываю ворох своих заметок — пока ничего не забылось.

Из воспоминаний, специально присланных для этой книги, а также из моих заметок и магнитофонных записей и сложились «Рассказы полковника Орлова».

ГЛАВА XXIII.ПЕРВЫЙ РАССКАЗ ПОЛКОВНИКА ОРЛОВА

ТАРАН НАД МОСТОМ

Моя первая встреча с Гайдаром произошла при обстоятельствах, я бы сказал, трагических.

Конец августа 1941 года. Раннее утро. Мы стоим с командиром нашей дивизии на вышке командного пункта и наблюдаем за истребителями, патрулирующими над киевскими мостами.

Тихо! Лишь гудят в небе моторы наших «И-16», изредка загремит разболтанным кузовом грузовик да где-нибудь на окраине ударит тяжелый разрыв снаряда.

Тихо!

И вдруг на фоне слепящего солнца из-за редких облаков появляются шесть «Мессершмиттов-109» и с ходу атакуют звено наших самолетов.

Шесть против трех!..

Два патрульных истребителя, связанных боем, сразу исчезают из поля зрения. Остается один против двух.

«Мессершмитты» пытаются взять машину в «клещи». Кажется, это совсем не трудно: у них заметное превосходство в скорости, не говоря о вооружении. И в тот момент, когда думалось, что гибель нашего самолета неизбежна, летчик блестящим маневром выводит машину из-под огня и точной очередью бьет по вражескому истребителю.

«Мессершмитт» переворачивается через крыло и камнем падает на Предмостную слободку. Мы видим столб черного дыма.

Вздох облегчения. Командир дивизии вытирает платком пот с побледневшего лица: теперь справится.

Но что это? Второй фашист уверенно переходит в атаку. Мы слышим стук его скорострельных пушек. А наш молчит. Израсходовал боезапас!..

— Вниз! — зажав в руке платок, который он так и не успел спрятать, кричит командир дивизии, как будто пилот там, в небе, может услышать его голос. — Давай вниз!.. Тебе говорят!..

Но летчик, круто развернувшись, направляет машину прямо в лоб фашисту.

Истребители сближаются с огромной скоростью. Вот-вот им не хватит неба!

...Фашисты в воздухе обычно не выдерживали лобовых атак, как не выдерживали на земле штыкового боя.

Но это был, видно, опытный пилот. (Мы потом нашли на Предмостной слободке его труп — на земле лежал еще молодой человек с тремя крестами на френче. Один крест рыцарский.)

И все-таки в последнюю секунду фашист рванул штурвал на себя... Но поздно!

Удар!.. И самолеты, разваливаясь на куски, словно игрушечные, падают.

Надеясь на чудо, ждем белый зонт парашюта... Напрасно.

Через несколько минут звонит командир полка — докладывает результаты боя.

— Кто этот... погибший летчик? — спрашивает у него комдив.

— Комсорг полка... лейтенант Хлястач, — отвечают ему.

...И тогда я его вспомнил.

Весной, по окончании майского парада, я вручал подарки за отличную технику полета. Держа в руках список награжденных, вызываю лейтенанта Хлястача.

К столу очень четко, но краснея от смущения, подходит совсем юный паренек, чем-то похожий на моего сына, тоже летчика...

...Опять зазвонил телефон. На этот раз зенитчики. Они тоже наблюдали бой.

Я сказал, что мы всё видели. Трубка замолчала, а потом я услышал незнакомый голос:

— С вами говорит корреспондент «Комсомольской правды». Я хочу передать свое восхищение подвигом вашего летчика, достойного посмертно самой высокой награды Родины. Могу ли я познакомиться с его товарищами по эскадрилье?..

— Приезжайте завтра утром, часов в десять-одиннадцать на наш командный пункт, в Бровары, — приглашаю его. — Только повторите, пожалуйста, вашу фамилию.

— Гайдар, — ответила трубка.

ИЗ ДВУСТВОЛКИ — ПО САМОЛЕТАМ

Я ждал Гайдара в Броварах, в просторном деревянном доме. Тут размещался КП командующего Военно-Воздушными Силами Юго-Западного фронта. Дом стоял в саду, где давно поспели груши и сливы и уже начала отходить вишня.