Партизанское движение в Приморьи, 1918-1922 гг. - [9]

Первым делом мы разослали по всем волостям области призыв к крестьянам следующего содержания:

Всем, всем, всем.

Пламя революционного восстания рабочих и крестьян охватило все села Сучана. Вот уже неделя, как восставшие против белогвардейщины и интервенции красные партизаны выдерживают бешеный напор банды генерала Смирнова. Бандиты расстреливают и порют раскаленными на огне шомполами крестьян и рабочих. Мы восстали потому, что страстно хотим помочь нашей Советской стране свергнуть палача Колчака, восстановить советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке и прогнать интервентов. Помогите нам. Организуйте партизанские отряды, идите в бой с нашим вековечным врагом. Поддержите нас. Да здравствуют советы! Долой палачей! Ни пяди не уступайте завоеваний революции.

Сучанские партизаны.

11 января 1919 г. это воззвание было отправлено в Цемухинский район, Никольско-уссурийский и Ольгинский уезды, и, кажется, уже на третий день мы получили ответ на него от группы товарищей из Цемухинского района с выражением солидарности и обещанием поддержки. В этом районе скрывались от белых бывшие члены Забайкальского исполкома, в то время левые эсеры М. Д. Иванов, проживавший под фамилией Володарчика, и Кл. Ив. Жук (Макарова), которые были связаны с некоторыми учителями, в частности с И. В. Слинкиным, и группой бывших красногвардейцев — Мелехиным, Овчаренко (Лихоткиным) и другими. Эти все товарищи, по инициативе Иванова и Жук, образовали революционный кружок и ждали момента, чтобы начать работу по подготовке восстания против Колчака. Вести из Сучана ободрили их, и они приступили к работе. Район гор. Ольги, расположенный в 300—400 верстах от нас и отделенный трудно проходимым горным хребтом Сихото-Алин, без сколько-нибудь сносных путей сообщения, вероятно не получил нашего воззвания, но о факте восстания узнал «по слухам от крестьян». «Слухи» были вообще в то время для нас чуть ли не единственным средством связи и агитации. Мало заселенная окраина, бездорожье, отсутствие телефона и телеграфа (которым пока еще владел враг), отсутствие печатного слова, кроме спорадически выпускаемых штабом партизанских отрядов небольших, вроде вышеприведенного, воззваний, отпечатанных на старенькой, полуразбитой пишущей машине, взятой во Фроловском волостном совете, — все это давало самый широкий простор слухам и разговорам. Впрочем слухи, по быстроте распространения конкурировавшие с телефоном и телеграфом, в данном случае служили только на пользу нам. Они самый маленький наш успех варьировали на разные лады, так что создавали необычайную популярность сучанскому восстанию и, преувеличивая его размеры, придавали ему притягательную силу даже для колеблющихся элементов деревни. В этом смысле первые наши бои с генералом Смирновым явились значительным агитационным средством. И не столько наше воззвание, сколько главным образом «народная молва» распространила весть о партизанах, призывая трудящихся помочь сучанцам и образовать единый фронт против контр-революции.

Однако наш лозунг «борьба за советы» не везде одинаково воспринимался. В интересах ясности изложения нам придется несколько уклониться от последовательности развития событий и остановиться на настроении крестьянства Приморской губернии в этот период.

Захват власти адмиралом Колчаком, объявление им мобилизации населения для усиления белогвардейского фронта против Советской России, появление прямой и неприкрытой опасности буржуазно-помещичьей реставрации, идея которой уже успела целиком пропитать белую армию и «правительственный» аппарат, вплотную ставили крестьянство, за исключением лишь кулацкой верхушки, перед вопросом о необходимости защиты своих элементарных политических прав. Крестьянство чувствовало, что дальше оставаться пассивным зрителем в политических событиях ему нельзя, что пробил час, когда оно должно взяться за оружие. Выступление «союзных государств» (интервенция) вместе с контрреволюцией порождало опасность полной или частичной аннексии Дальнего Востока, издавна лакомого «кусочка» для империализма, что в свою очередь вызывало в крестьянстве национальное чувство, стремление бороться за территориальную независимость Дальнего Востока. Словом, назрели такие условия, когда подавляющая масса крестьянства должна была поддержать восстание. Вопрос мог возникнуть только о том, под чьим руководством и под какими лозунгами эта борьба должна происходить. Та часть деревенской бедноты, которая давно уже решительно и бесповоротно связала свою политическую борьбу с пролетариатом, при данной обстановке еще сильнее, крепче почувствовала необходимость совместных, согласованных с ним действий, подчинив себя наиболее надежному и последовательному руководству рабочего класса.

Кулаки работали в свою очередь: зажиточных крестьян, которые еще в значительной своей части жили иллюзиями Учредительного собрания, они всеми мерами старались удержать от большевистского влияния и использовать на защиту «национального дела» против советов.

Сучанские крестьяне, находившиеся в менее выгодных экономических условиях по сравнению с такими уездами, как Никольско-уссурийский, и вынужденные в силу этого часто уходить на заработки в город, на железную дорогу или в каменноугольные рудники, были более связаны с рабочими и потому отличались наибольшей революционностью и сознательностью. Сучанцы явились наиболее решительными выразителями настроения бедняцкого крестьянства, когда первыми выступили на борьбу за советы. Влияние пролетарских настроений здесь было предопределено самой хозяйственной обстановкой, связью с рудниками и фабрично-заводскими предприятиями, сконцентрированными в южной части Приморья.