Партизанские встречи - [2]

Шрифт
Интервал

— Откуда мне знать? Я же не анархист — что хочу, то и делаю: хочу, — с милой на фронт еду, хочу, — без неё.

— Причем тут милая… Я говорю с тобой как комсомолка…

Дарнев не сдержался и ответил совсем резко:

— Ну, а я не райком комсомола.

Вера круто повернулась и ушла. Он не остановил её. Так они поссорились в это трудное и грозное время. И сколько раз потом Дарнев жалел об этом.


3

В сентябре, когда враг вышел на реку Судость, Трубчевск эвакуировали. Дарнев был так занят работой по эвакуации, что даже домой к матери не заходил целую неделю. Не встречался он и с Верой.

Тогда же в сентябре, когда по ночам за рекой стояло зарево от дальних пожаров, Дарнева вызвали в райком партии. Принял его секретарь Бондаренко. Дарнев привык его видеть в штатском. А теперь Бондаренко был в военном, с тремя прямоугольниками на алых петлицах.

На столе секретаря лежала исчерченная цветными карандашами карта района. Дарнев глядел на карту и смутно догадывался, что вызвали его не доложить о проделанной работе, а совсем по другому делу. Но он всё же почти по-военному отрапортовал:

— Машины и оборудование эвакуировали благополучно. Рабочие с семьями в том же эшелоне.

— Знаю, — перебил Бондаренко. — Хорошо потрудился, молодец.

Дарнев густо покраснел.

— А вот это напрасно. Привыкать надо к похвалам… а ещё больше, может быть, к порицаниям. Наше с тобой дело только начинается, друг мой… партизанское дело. Трубчевск придется наверно оставить, — мрачно сказал Бондаренко. И, помолчав, закончил: — А нам уходить нельзя. Мы формируем партизанский отряд, который будет действовать в тылу у врага. Страшновато?

Бондаренко посмотрел в глаза Дарневу.

— Страшно, — признался Дарнев.

— Садись, — Бондаренко ещё раз посмотрел в глаза собеседника. — В Трубчевске остаются почти все члены райкома партии: я, Коротков, Сенченков, Абрамович, Шеметов. Словом, весь актив. А как ты, Алексей?

— И я, — ответил Дарнев.

Зашел Шеметов, высокий сутуловатый человек с волевым лицом и с пытливым взглядом полуприщуренных глаз. Правая рука у него была забинтована. Влажная от пота и забрызганная кровью гимнастерка прилипла к широкой груди.

— Что с тобой? — тревожно спросил Бондаренко.

— Да вот в самую последнюю минуту не повезло, Алексей Дмитриевич, — ответил Шеметов, точно в чём-то оправдываясь.

— Как же теперь быть-то? — переспросил Бондаренко, осторожно прикасаясь к окровавленной повязке.

— Ничего, — успокаивал Шеметов. — Рана легкая, зарастет… — Он попытался улыбнуться, но тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Лицо побледнело.

— Позвать врача?

— Зачем же? Рана обработана тщательно. Перевязка сделана. Я просто устал и… пить хочется.

Шеметов протянул руку к графину, но Бондаренко опередил его. Пока Шеметов пил, секретарь позвонил в больницу. Врача на месте не оказалось.

— Полежи немножко, — указал Бондаренко на железную койку, стоявшую здесь же в кабинете.

— Да что вы, Алексей Дмитриевич, укладываете меня? — сказал Шеметов. — Пройдет. Я-то ведь это хорошо чувствую. Лучше давайте поговорим о деле.

Шеметов опять опустился в кресло, взял папиросу из открытого портсигара, лежавшего на столе. Бондаренко поднес спичку, дал прикурить Дарневу, закурил сам.

— О деле поговорить успеем, — сказал Бондаренко. — Расскажи лучше, если можешь, как тебя подкараулили.

— Понадобился «язык» для штаба. Ну, я и вызвался в охотники, — начал Шеметов. — Местности лучше меня никто не знал. Дали задание и двух здоровенных парней. Каждый из них, пожалуй, на полголовы выше меня и в плечах поскладнее. Они оказались ещё и хорошими разведчиками. Лесной пущей нам удалось обойти немецкие окопы. А к вечеру, когда бой стих, мы были уже, можно сказать, в глубоком тылу врага и спрятались почти у самой кухни какого-то подразделения. У кухни стоял говор, смех, шум, гремели котелки, ложки… У костра мелькали тени солдат. На душе было с непривычки неспокойно, но мы решили выжидать не лежа под кустами, а стоя, прижавшись к трем толстым и мохнатым елям. Не знаю, сколько стояли, вглядываясь в силуэты, прыгающие возле костров. Шум у кухни нарастал. Заныли губные гармошки, к ним присоединились полупьяные голоса. Вдруг почти перед собой мы заметили две тени. Они медленно двигались прямо на нас, о чем-то переговариваясь и громко смеясь. Остановились почти передо мной. На плечах блеснули погоны. Я увидел, что это офицеры. Передний сильно скрипел ручным фонариком, сноп света падал ему под ноги. Они смеялись, а у меня поджилки тряслись… Только потом я сообразил, что рядом с нами проходила тропинка к офицерским палаткам. Я стоил на самом её краю. Решение созрело как-то сразу. Не помня себя, я набросился на первого, сбил его с ног, заткнул ему рот. Мои товарищи разом покончили со вторым, забрали у него автомат и пришли мне на помощь… Мы отволокли немца в сторону, связали. Я взвалил его себе на плечи. Один товарищ помогал нести, другой прикрывал нас. Возня, треск сушняка и стон немца, видимо, привлекли внимание, а возможно кто-то натолкнулся на труп. Раздались возгласы: «Рус, рус», — взлетели ракеты, и над нашими головами защелкали разрывные пули. Насколько хватало наших сил, мы уходили. Немец тяжелый, дергается, того и гляди свалит. Кустарник цепляется за ноги, деревья преграждают путь…


Рекомендуем почитать
Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Маленький курьер

Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.