Партизанская война - [33]

В метрах двадцати от меня буквально седлали огромных длинноногих ящериц или динозавров, каких изображали в учебниках. Чудища, мрачные, деловитые, сели на ящеров, а бесчувственных мальчишек положили поперек седла. Я кинулся к ним и преодолел с режущей болью в ребрах десяток метров, но ящеры уже набирали скорость по хлюпающей грязи. На меня никто внимания не обращал. Сзади медленно растворялась непонятная пленка, превращаясь из водяной в пепельную, распадающуюся невесомыми лохмотьями. Я остановился и стал трясти головой, пытаясь снять это кошмарное наваждение, этот идиотский дурной сон. Ущипнул себя, ударил по щеке, но лишь еще сильнее ощутил боль сломанных ребер, поломанные костяшки руки саднили и ныли, но и они потеряли чувствительность от ужасной мысли! В голове поселился тоскливый вой безысходности — я не смог защитить ребят. Даже через много часов блужданий по гнилому болоту эта боль никуда не ушла. «Ты, похоже, Серега, крутой десантник, со своим отеческим и наставническим подвижничеством не только просрал ребят, но и, похоже, собственную жизнь. Не так много тебе осталось», — так я думал, окончательно коченея и валясь от усталости в мерзкую жижу.

Но как же я ошибался, ожидая спасительную смерть.

Беспамятство длилось недолго. В полной темноте по моему крепкому здоровому телу капали холодные капли, в памяти было все: детство, юность, армия, дети, чудовища, холод, запах.

— Этот мерзкий запах! Я в аду?! За что?! Этого не может быть! — я был здоров, пропали ссадины, переломы, я не испытывал усталость и голод. Сильный, здоровый, но голый и в аду!

Я в аду, значит, это демоны забрали детей! «Как Бог допустил смерть невинных?!»— кажется, так говорят верующие. Это мне за то, что я атеист, за то, что я не верил!? Но детей-то за что? Мысли крутились одна другой хуже, я опять замерзал. Ноги по щиколотку были в ледяной жиже, а по всему телу колотили колючие, со снегом капли! Я опять долго куда-то шел, спотыкаясь и матерясь, коченея и теряя силы, я опять умирал…

Теперь я знаю, что такое ад! Боль, холод, темнота, и это бесконечно! И даже смерть не остановит эту безрассудную муку.

Я уже третий раз воскрес в этом аду. Что-то изменилось. Снегодождь перестал молотить по голой спине, а на горизонте забрезжил фиолетовый рассвет, от прежней местной мерзости остались только запах, мерзкая жижа и кочки. Холод уже не так сильно донимал меня, а ноги привыкли к сырости. Какие-то странные изменения произошли во мне после смерти.

По мере того как восход фиолетового светила освещал местность, я стал различать небольшие холмы на горизонте и какие-то особенности ландшафта. Что-то вроде тропы проглядывалось в жиже и кочках.

17

Целый материк был уничтожен. Монстра остановила соленая вода. Он, перекатываясь, перетекая, стирал с лица материка все живое. Он остановился на берегу бескрайнего моря и долгим, если можно так сказать, взглядом уставился вдаль. Огромная живая гора застыла в позе мыслителя, подперев под жидкую голову такую же жидкую руку. Сюрреализм этой картины воплощал безумие. Огромная стая мух тучей кружила над монстром, закрывая его, как смерч кружила вокруг.

— Привет! — Клим сидел на камне в ста метрах от смердящего монстра и спокойно смотрел на него. — Ты наелся? — почему-то гул от мириада мух не заглушал голос Клима. — Поговорим?

— Ты кто? — обернувшийся монстр уставился на Клима. Его голос, по началу резкий и скрипуче булькающий, превратился в громогласный бас.

— Я либо твоя смерть, либо твоя новая жизнь. Что выберешь.

— Ты тля! Пылинка. Тебя уже нет, — монстр махнул чем-то, отдаленно смахивающим на руку. Часть облака мух полетела в сторону Клима. Клим спокойно, без суеты достал из сумки что-то розовое и положил на землю и растворился.

Когда облако достигло места, где сидел Клим, оно набросилось и поглотило то, что от него осталось. Минуту чернота закрыла все. Мухи, как ищейки, обследовали все бугорки и впадины в поисках Клима и продолжали кружить над местом, когда постепенно то, что было облеплено мухами, стало расти. Часть мух стала окрашиваться розовым, разлетаясь в разные стороны, а большая часть стала растворяться в быстро растущем розовом черве.

Мухи, зараженные новым розовым монстром, возвращались к монстру-дерьмодемону в поиске защиты. Монстр отмахивался от зараженных мух, раскидывая грязь и смрад по всей округе. Он рычал и топтал их. Раздавленные мухи оживали маленькими розовыми быстрорастущими червями, принюхивающимися и ползущими в сторону дерьмодемона. Каждый червяк быстро рос, соприкасаясь с протухшей плотью, и, съев все, что было рядом, увеличиваясь в размерах, быстро полз к следующему, еще большему куску.

Когда розовые черви, достигшие размеров крупных тюленей, все одновременно поползли к монстру, он, оглядевшись, стал медленно раздуваться. Было видно, как он наполняется каким-то газом, как воздушный шар, состоящий из мокрых лохмотьев плоти и густой жидкости, он рос, наливаясь темно-зеленым цветом. Демон достиг почти стометрового диаметра, розовые черви почти коснулись его нижней стенки, когда сероводород в дерьмодемоне взорвался, уничтожая все вокруг огнем и взрывной волной.