Партизанки - [93]

— Говор твой малость не тот.

Поняв, что «конспирация» моя не удалась, я от души рассмеялся вместе с ними.

— Ну вот что, дружок, — перешла на серьезный тон Мария Петровна. — С завтрашнего дня, будь любезен, приходи обедать к нам. И чтоб без приглашений — запросто. А пока на вот, ешь. Для тебя нынче это первое дело! — Она протянула мне миску с горячей бульбой.

Так как нечто само собой разумеющееся, рабочая семья Ивановских приняла на себя заботы обо мне. А время-то трудное, голодное. Однако на другое же утро, заметив, видно, мое смущение, Мария Павловна успокоила:

— Ешь и не думай ни о чем. Здесь, в общежитии, в каждой семье по одному, а то и по двое таких, как ты. Так уж у нас водится, у рабочих Малой Серебрянки. Если надо, поделимся всем, что есть, выходим и укроем!

Судьба моя в ту пору не была исключением. Женщины спасали сотни и тысячи тяжело раненных бойцов и командиров Красной Армии, попавших в окружение.

Ранней осенью сорок первого из фашистского лагеря вырвался Михаил Петрович Ананьев, военный корреспондент «Комсомольской правды». Его, израненного, крайне истощенного и обессиленного, буквально на руках принесли на Малую Серебрянку работницы швейной фабрики Нина Любезная, Мария Лисакович, Нина Корякина и другие.

Борьба за жизнь Михаила шла очень долго. Целые ночи напролет дежурили у его постели, сменяя друг друга, мужественные девушки, раздобывали лекарства, бинты, пищу. И выходили, спасли от гибели человека. А через некоторое время, когда жизнь Ананьева была вне опасности, во главе с ним в рабочем общежитии на Малой Серебрянке собралась группа единомышленников. Установив связь с одним из партизанских отрядов, они ушли к ним сражаться против оккупантов.

В конце августа в рабочем общежитии появился Владимир Беляков. Он сдержал слово, нашел меня, чтобы вместе идти за линию фронта, к Днепру. Рана моя к тому времени уже затянулась, а сам я достаточно окреп, чтобы выдержать многодневный, нелегкий путь на восток.

В дорогу меня собирали девушки. Выстирали напоследок рубашку, приготовили маленький узелок с едой. А перед самым уходом принесли добытые с огромным трудом гражданские документы.

Из Малой Серебрянки мы с Володей Беляковым направились на восток с расчетом выйти к фронту южнее Могилева. Шли день и ночь вдали от шоссейных дорог — от деревни к деревне, глухими лесными тропами. До Днепра было уже рукой подать, когда в одной из деревень узнали мы, что линия фронта сместилась далеко на восток, а Могилев захвачен гитлеровцами. Я был в отчаянии: рана на ноге открылась, последние километры давались мне с огромным трудом.

Не найдя иного выхода, решили мы добираться до Бацевичей, небольшой деревушки в Кличевском районе Могилевской области. Там жила сестра Владимира — Мария Короткевич, на помощь которой, как я понял, можно было рассчитывать. И действительно, она нас приютила, помогла чем могла, а через несколько дней, поскольку в доме Короткевичей оставаться было небезопасно, меня отправили в Бобруйск, на окраине которого жили друзья Марии, вполне надежные, верные люди. Я мог у них прожить несколько дней и, подлечив ногу, двигаться на восток — к фронту.

Но не знал я тогда, что сбыться этому не суждено.

…Студеной, вьюжистой выдалась первая военная зима в Белоруссии. Снежное ненастье метелями да злыми ветрами кружилось над стылой землей, над деревнями и лесными чащобами дни и ночи напролет.

Февральской ночью, оставив за плечами не один десяток километров тяжелого пути, вошел наш отряд в большую белорусскую деревню Моисеевка. Перед нелегким боем, который предстояло нам вести завтра в районном центре Озаричи, здесь решили остановиться.

Едва завидя на деревенской улице партизан, к плетням тут и там высыпали жители.

— Наши пришли! — слышались отовсюду радостные, приветливые голоса.

— В хату, в хату заходьте! — тянули бойцов за рукава женщины. — С мороза скорей отогреться!

Получив приказ располагаться ближе к окраине, я развел свой взвод по домам. Затем, установив два станковых пулемета на околице, откуда вероятнее всего мог появиться враг, направился к ближайшей хатке.

Радушная хозяйка, не теряя времени даром, развела на загнетке огонь, достала из погреба миску соленых помидоров, положила на стол кусок сала и несколько краюх ржаного хлеба.

— Ешьте, родненькие! Ешьте на здоровье, — заботливо повторяла женщина, придвигая поближе внушительных размеров чугунок с дымящейся картошкой. — Когда еще доведется вам подкормиться?

Мы не заставили себя долго уговаривать.

Разлив по железным кружкам крутой кипяток и накинув на плечи платок, хозяйка на несколько минут вышла из горницы. Вскоре она вернулась, неся в руках огромную охапку сена. Переведя с мороза дух, улыбнулась:

— Положу я вас на полу. А ежели кто простуженный малость, так добро пожаловать на печь, там места для троих хватит!

Поблагодарив хозяйку и выставив на дворе охрану, мы улеглись.

Близилась полночь. Товарищи мои, должно быть, видели третий сон, мне же не спалось: тревожили мысли о завтрашнем бое. Не спала и хозяйка. Стараясь не шуметь, не разбудить гостей своих, она то и дело подходила к окну, занесенному наполовину снегом, пристально и подолгу всматривалась в ночную темень. Спустя полчаса женщина начала одеваться.