Партизанки - [52]

Итак, наши планы не оправдались. Но это было еще не все. Положение, и без того серьезное, осложнялось тем, что после затяжного и нелегкого боя, длившегося несколько часов подряд, отряд остался практически безоружным. Операция поглотила все то, чем мы еще располагали — почти весь запас патронов и гранат. Имея оружие, мы, увы, не могли его использовать!

Жители окрестных деревень, с радостью встречая в те дни партизан, — вот она, Советская власть, рядом с нами! — не подозревали о том, что пулеметные диски бойцов пусты, а в автоматах и пистолетах — всего по нескольку патронов. Внешне, конечно, создавалось впечатление, что в населенный пункт входит по-прежнему боеспособный и достаточно мощный отряд.

Нужно было срочно что-то предпринимать. Но что именно? Выход из труднейшего, грозящего гибелью всему отряду положения искали все: и рядовые бойцы, и штаб, и командование. Но время неумолимо шло, а результатов пока никаких.

Поздней августовской ночью на связь с патриотами деревни Заволочицы отправился Владимир Катков.

— Люди там надежные, свои, — провожая его в дорогу, говорил Евгений Качанов, — таким довериться можно. Надежды, конечно, мало, сам понимаешь, но все-таки… Поговори с сельчанами, посоветуйся. Может, и найдется выход.

Деревня невелика. Сразу же за ее домами, недалеко от шоссейной магистрали Брест — Бобруйск, на несколько сот метров протянулась открытая и ровная низина. Это пойма неширокой, но полноводной Птичи. А вот и она сама, светлая, с извилистыми, густо поросшими кустарником берегами. Здесь же рядом — мост. Его потемневший от времени деревянный настил гулко отражает тяжелые, грузные шаги фашистских патрулей. Из бойниц двух дзотов, расположенных у моста, недобро поглядывают пулеметные стволы.

Ночь. Мелко рябит под луной темная поверхность реки. Многому учит партизанская жизнь: Володя Катков плавает без всплесков, без шума. Вот наконец берег. Место открытое, спрятаться негде. И хотя деревня уже спит (в окнах — ни огонька!), партизан осторожен: в любой момент можно нарваться на засаду.

До знакомого дома остается всего несколько шагов. «Аня уже легла, придется потревожить», — с легкой досадой отмечает про себя Владимир. Где-то совсем рядом вдруг раздается заливистый собачий лай: в соседнем дворе, почуяв чужого, всполошилась дворняга. Вот невезение! Прижавшись к стене дома, Катков надолго замирает: может, обойдется? Но нет, минуту спустя на темной глухой улочке уже слышны тяжелые торопливые шаги, слышатся встревоженные гортанные голоса, чужая речь. Это патруль. С автоматами на изготовку двое солдат бросаются во двор, где все еще не успокоился пес, другие блокируют улицу.

Готовясь к самому худшему, партизан бесшумно отполз на несколько метров от дома и, вжавшись в землю возле плетня, передернул затвор автомата. В его диске последние 36 патронов. Они на самый крайний, безвыходный случай. Похоже на то, что именно сейчас он и наступил!

Гитлеровцы, обшарив соседний двор и не обнаружив ничего подозрительного, направились к дому Анны Проходской. Они уже близко, совсем рядом. Володя, закусив губу, медленно поднимает автомат: главное теперь — не промахнуться!

Однако солдаты остановились у калитки, почему-то не спешат зайти во двор, а вскоре, обменявшись парой фраз, неторопливо пошли дальше.

Владимир устало провел ладонью по влажному от выступившего пота лбу: пронесло!

Что же привело партизанского разведчика в ту ночь именно сюда, к дому трактористки Анны Проходской? Ведь в Заволочицах у нашего отряда были и другие, не менее надежные и проверенные люди. Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вернуться к первым неделям войны, в суровое, почерневшее от гари пожаров и порохового дыма лето сорок первого. Тогда, ровно год назад, состоялась первая встреча Владимира с молодой коммунисткой Анной Проходской. И, не окажись она рядом, еще неизвестно, как сложилась бы его судьба.

На своих плечах, теряя последние силы, вынесла из леса отважная женщина тяжело раненного лейтенанта Красной Армии Владимира Каткова. Вынесла, укрыла в своем доме, выходила. В те трудные дни вместе с подругами Анна спасла жизнь многим нашим раненым бойцам и командирам. Скрывая их от оккупантов, оказывая посильную медицинскую помощь, патриотки прекрасно понимали, что ежечасно, ежеминутно рискуют своей жизнью.

Патруль тем временем зашел в следующий двор, и снова громко и зло залилась собака. Нужно сказать, что оккупанты почти никогда не поднимали оружие на деревенских псов в своих гарнизонах. И не потому, что жалели их, проявляли милосердие. Просто они очень скоро поняли, что собаки выполняют полезное, по разумению гитлеровцев, дело. Ведь бедняги не разбирались, где свои, а где немцы, признавая лишь хозяев. Неудивительно, что порой партизанам приходилось испытывать из-за друзей человека серьезные неудобства, а подчас и неприятности.

— Знали бы вы, псины, кому, по неразумию своему, служите! — горько шутили иногда бойцы.

Разноголосый собачий лай затих. Кажется, ушли! Переждав для верности еще немного, Катков осторожно приблизился к крыльцу, тихонько постучал в дверь…

Ни о чем не спрашивая, Анна тут же поставила на стол чугунок с картошкой: все, что есть в доме. Уж кто-кто, а она-то прекрасно понимает, как нелегка и сурова партизанская жизнь.