Партизан Лёня Голиков - [19]

Солдат лежал, прильнув щекой к земле, будто прислушиваясь. Преодолевая страх, ребята осторожно повернули его на спину. Лицо у него было строгое, молодое…

Под соснами вырыли неглубокую могилу. Валя нарвала травы, наломала веток и расстелила их на дне.

Мальчики с трудом подняли убитого. Они останавливались время от времени, опускали солдата на землю, отдыхали, потом шли дальше. Возле могилы его завернули в плащ-палатку и опустили на ветви.

Постояли молча. Босыми ногами они ощущали свежесть вырытой земли. Впервые ребята так близко видели смерть. Валя встала на колени, нагнулась и прикрыла мертвое лицо краем плащ-палатки.

Вскоре над могилой вырос маленький холмик.

– Пошли? – тихо спросил Толька.

– Смотрите, пулемет. – Серега показал на край поляны. Действительно, в лунном свете под кустами поблескивал пулемет.

– Надо взять, – сказал Ленька, – не то фрицам достанется.

– Тяжелый… Потащим попеременке, – предложил Серега.

Валя молча стояла возле могилы, о чем-то задумавшись.

– Ты тоже нам помоги, – сказал ей Ленька. – Возьми мешок с дисками. А ты, Серега, берись за ствол.

Ленька нагнулся к пулемету и увидел на примятой траве пилотку солдата.

– А пилотку-то мы и не заметили… Глядите, со звездочкой! Я ее себе возьму, на память. И буду носить.

Ленька скинул свою кепку, а пилотку надел на голову. В пилотке Ленькино лицо стало еще круглее.

– Пулемет завтра куда-нибудь спрячем, – сказал Серега. – Сегодня отнесем только подальше в кусты. Потом тайный склад сделаем.

Ребята взвалили на плечи пулемет и вошли в темноту леса. Валя задержалась около могилы, вздохнула и побрела следом. В руках она несла рюкзак с пулеметными дисками.

А я не буду терпеть

Пулемет, который ребята унесли в лес, долго не удавалось спрятать. Недели две пролежал он в кустах. Хорошо, хоть Ленька смазал его ружейным маслом, не то мог бы заржаветь.

Наконец ранним пасмурным утром ребята отправились делать тайник. Вырыли его в таком месте, что доберешься туда не сразу. Сначала шел папоротник, доходивший ребятам до самых плеч, потом начинался бурелом. Огромные деревья беспорядочно валялись здесь с вывернутыми корнями. Чтобы пробраться сквозь чащу, приходилось перескакивать с одного ствола на другой. Многие стволы сгнили, превратились в труху и только с виду казались крепкими. Наступишь на такой ствол – и нога проваливается, как в муравейник.

Тайник получился хороший. Устроили его под заметной издали сосной-рогулиной.

– Жалко, что в него нельзя часто лазить, – пожалел Толька. – Трудно откапывать!

Когда все следы были скрыты и на месте тайника выросла большая куча валежника, Ленька отмерил расстояние от «рогулины» и сказал:

– Двадцать три шага ровно! Идти надо в сторону бурелома. Теперь чтобы никому ни единого слова! Как военная тайна.

– Надо бы клятву дать, – предложил Серега.

– Зачем?

– Чтобы крепче было.

– Проболтаться боишься?

– Я-то нет…

– А мы что, болтуны?

– Да ладно вам! – вмешался Сашка. – Можно и так и этак. Давайте просто дадим честное пионерское, и все.

Ребята, каждый в отдельности, дали честное пионерское слово, что никогда никому не разболтают военной тайны, и пошли «домой», как теперь называли они свой лесной лагерь.

Около Быков перед ними как из-под земли вырос Валька. Лицо у него было потное, а щеки до того раскраснелись, что даже пропали веснушки.

– Целый час вас ищу! Весь лес обегал. В Быках что делается!.. В другой раз будете знать, как убегать от меня! – одним духом выпалил Ягодай.

Ребята ничего не поняли.

– Подожди, не трещи как сорока! Что в Быках делается-то?

– Что, что!.. Бабы пошли за водой, а их немцы увидели. Как начали гнаться, как начали!.. Им бы надо в другую сторону, а они прямо сюда…

– Кому им – немцам?

– Да бабам! Гитлеровцев, говорю, они в Быки привели. Всё хватают. А вашему петуху шею свернули, – повернулся он к Леньке. – Сперва палкой пришибли…

И правда, со стороны Быков доносились неясные крики и гул голосов. Кудахтали куры, слышался громкий хохот и женский плач. Ребята припустились бегом и скоро были в Быках.

Среди землянок расхаживали гитлеровцы в кителях пыльно-зеленого цвета, в тяжелых башмаках и с черными автоматами, похожими на длинные пистолеты. Рукава у них были засучены до локтей, воротники расстегнуты. Бродили они группами по два-три человека, заходили в землянки и бесцеремонно ворошили там вещи. Солдаты расхаживали с хозяйским видом, не обращая внимания на жителей.

Гитлеровцы уже достаточно нагрузились: из вещевых мешков торчали цветные платья, расшитые полотенца. Многие волокли стеганые одеяла, подушки, но больше всего солдат привлекало съестное. Они забирали масло, куски солонины, сахар, гонялись за курами, брали все, что попадало под руку.

К ребятам приближались два немца. Они прошли было мимо, но передний, долговязый и сухопарый верзила, неожиданно вернулся и подошел к Леньке. Он поглядел на мальчика холодными бесцветными глазами и закричал резким визгливым голосом:

– Руссише швайн! Вас ист лос? Их фраге: вас ист лос[1]?

Обе руки у долговязого были заняты. Он поднял над Ленькиной головой мертвую курицу и глазами, подбородком показывал на его пилотку. Ленька стоял растерянный, не понимая ни одного слова. Долговязый продолжал кричать, и из его беззубого, будто провалившегося рта брызгами летела слюна. Вдруг он бросил курицу, цепкими пальцами сорвал с Ленькиной головы пилотку и больно хлестнул его пилоткой по обеим щекам. Потом швырнул ее на землю и принялся неистово топтать, стараясь каблуком раздавить звездочку.