Партизан Фриц - [9]
— За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над нашим народом…
Каждый стоящий здесь, в Вадинском лесу, мысленно повторяет клятву. Перед взором партизан как бы снова встают картины зверств фашистов: виселицы на улицах, кровь невинных женщин, детей, стариков, эшелоны угоняемых в рабство, воздетые к небу руки старух, молящих о смерти…
Один за другим дают клятву бойцы. Лица у всех строги. Скоро подойдет очередь до Шменкеля. Всей своей жизнью он уже подготовлен к этой торжественной минуте.
Бороться против кровавого Гитлера, а не ждать, пока русские одни покончат с ним, — только такое решение приемлемо для Фрица. Моя родина не будет свободной, пока Красная Армия не победит фашизм. Моя семья не будет счастливой, пока Германией правят фашисты и фабриканты оружия…
Четким шагом подходит Шменкель к Красному знамени, окидывает взором товарищей и громко начинает:
— Я, гражданин Германии, переживающей черные дни фашизма, добровольно перешел на сторону Советского Союза, чтобы с оружием в руках бороться за освобождение родины от гитлеровской чумы…
Он произносит присягу на своем родном языке.
— Я клянусь всеми средствами помогать Красной Армии, не щадя своей крови и своей жизни. Я клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагом, чем отдам себя в рабство кровавому фашизму…
7. Тут слова не нужны
В ночь на первое марта вьюга намела большие сугробы около деревенских построек. Задорье — как крепость, окруженная белыми валами причудливой формы.
Эсэсовцы, засевшие в деревне, никак не ожидали партизан в то раннее утро. Они полагали, что после метели пробиться через заносы — дело совершенно невозможное. И не подозревали фашисты, что ветер сравнял, а крепкий утренник сцементировал снег. По мартовскому насту подобрались партизаны к селению и ударили по противнику. Застигнутые врасплох каратели были разгромлены. Мало кому удалось вырваться невредимым…
Хмурое утро наступало нехотя. Но с каждой минутой рассвет все отчетливее вырисовывал контуры зданий, деревьев, снежные сугробы. Бойцы увидели и следы хозяйничанья фашистов. Посреди деревни зловеще чернела виселица. Слегка припорошенные инеем трупы повешенных свисали с перекладины.
Когда умолкли последние выстрелы боя, из домов стали выходить на улицу оставшиеся в живых люди. Сцены одна горше другой. Старуха с изможденным лицом трясущимися руками обняла партизана, запричитала:
— Осталась я одна-одинешенька. Пощадили бы, ироды, хоть внученьку… Зачем я жива?
Старик, несмотря на утренний заморозок, с непокрытой головой рассказывал высокому худому бойцу с забинтованной рукой:
— Сам я видел. Батька твой был в одном исподнем. На ногах-то ничего не было. Так босиком и гнали его к столбу. Все молчали. Только у самой веревки выругался и плюнул в харю одному. Тот залаял как собака, да первым его в петлю…
Шменкель прислушивался к голосам. Вдруг его ухо уловило слова, которые словно ножом полоснули по сердцу.
— Из Паделища, за немца его повесили-то, — низким простуженным голосом говорила старуха, укутанная в черный платок.
Фриц быстро подошел ближе к говорившей. Она продолжала:
— Староста Петунов донес, дескать, предателя ихнего прятал. Он же и удавку на него набросил.
— Как его фамилий?
Старуха вздрогнула, перекрестилась:
— Помилуй, господи!
Недоуменно посмотрела на партизан.
Один из них, поняв, в чем дело, коротко бросил:
— Свой, не бойся!
А Шменкель с нетерпением повторил вопрос:
— Как его фамилий?
Боец ответил за старуху:
— Поручиков, Сергей Михайлович.
— Поручиков? Это который лесник?
— Да, он!
Шменкель направился к виселице. В десятке шагов от нее остановился, сорвал шапку, долго смотрел в лица повешенных. Он всегда тяжело переживал сцены жестокости, бесчеловечности. А здесь к горечи потери близкого, родного человека примешивалось сознание невольной вины перед ним. Сергея Михайловича повесили каратели за то, что он в свое время укрывал Фрица.
Перед глазами встал добротный дом лесника. Белоствольные березы шепчутся перед окнами, молоденькие елочки, словно часовые, у крыльца, таинственно сказочная чаща, подступившая к самой стене дома. Изба Поручикова была надежным убежищем от фашистов и последним пристанищем на пути к партизанам. Отсюда Шменкель и пришел в отряд.
К Фрицу подошли товарищи. Они знали, кого он потерял, и не утешали. Кто-то взял его за плечи и отвел в сторону. С виселицы стали снимать трупы…
Повешенных хоронили в одной братской могиле. Как бойцам, павшим в бою, им отдали воинские почести. Весенний воздух разорвали залпы ружейного салюта, и эхо повторило их.
8. Боевые будни
В один из первых мартовских дней разведка доложила командованию отряда, что в деревню Комарово должна прибыть немецкая карательная группа. Решено было организовать засаду. Ее устроили в сарае на краю деревни. Здесь и Фриц Шменкель.
Вот на дороге показались сани карателей.
— Подпустим как можно ближе, — приказал старший партизанской группы.
Гитлеровцы все ближе и ближе. Отчетливо слышны скрип полозьев, немецкая речь, ясно — через щели сарая — видны клубы пара от дыхания разгоряченных лошадей, белые повязки на рукавах полицаев, знаки различия на погонах сидевшего в первой повозке офицера.
