Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - [22]

Десятилетие, предшествовавшее протестам, было для Китая поистине революционным. Сельские домохозяйства получили право продавать любые излишки сверх установленной государством разнарядки — реформа, породившая всплеск благосостояния в сельской местности, где проживает большинство китайцев.

Рост свободного рынка сельхозпродукции происходил в тандеме с ограничением власти плановых органов в Пекине на фоне все более децентрализованной и конкурентоспособной экономики в целом. Высшие политические руководители вроде Чжао Цзыяна и Ху Яобана приветствовали обсуждение политической реформы, включая возможность общенародных выборов, более открытых СМИ и менее масштабную роль парткомов, которые напрямую руководили министерствами и госпредприятиями. Не в пример сегодняшним заорганизованным, регламентированным фотосессиям, в конце партийного съезда 1987 г. иностранным репортерам разрешили неформально пообщаться с членами Постоянного комитета Политбюро на коктейле.

Тяньаньмэньская бойня привела к жесткой переоценке привольных восьмидесятых и безжалостной смене приоритетов руководства, став водоразделом между двумя эпохами реформы. Суетность относительно открытой политико-экономической атмосферы, пестуемой Чжао Цзыяном и Ху Яобаном, вышла из моды. Учитывая, что политическая и финансово-бюджетная власть неумолимо уплывала из рук Пекина, а коммунизм переживал кризис во всем мире, с начала 1990-х гг. партийный центр принял решение раз и навсегда дать понять, кто в доме хозяин.

По-видимому, Чэнь Юань задолго до 4 июня осознал, что традиционные методы уже не сработают. Партия нуждалась в чем-то большем, нежели старомодная идеология и возвращение к централизованному планированию, чтобы вновь обрести легитимность своего правления. За обедом в вашингтонском ресторане «Космос-клаб» ныне покойный политолог Том Робинсон изводил Чэня язвительными замечаниями об очевидном противоречии между официальной марксистской идеологией и рыночными реформами, проводимыми в Китае. Утомленный этим инквизиторским допросом, Чэнь демонстративно отложил нож с вилкой, чтобы поставить точку. «Послушайте, мистер Робинсон, — сказал он. — Мы — компартия, и нам решать, что такое коммунизм».

С самого прихода к власти в 1949 г. партийные вожди неоднократно меняли определение коммунизма. И вслед за подавлением волнений 1989 г. сделали это вновь. Последняя по счету дефиниция звучит более старомодно, хотя и со смелым вывертом. Вместо того, чтобы защищать отмирающий госсектор, грозивший потопить национальную экономику, а заодно и политическую систему, КПК решила ступить на новый, рискованный курс: безжалостно модернизировать работу госпредприятий, поставить выживших на командные высоты прибыльной индустриальной экономики (под своим контролем) и вывести их на глобальную бизнес-арену. Китайские руководители хотели, чтобы у них были предприятия мирового уровня, которые носили бы коммунистический и коммерческий характер одновременно. Если дело выгорит, КПК обретет невиданную доселе мощь.

Если у кого и были коммунистические верительные грамоты для участия в совещании 1991 г. в отеле «Пекин», так это, конечно же, у Чэнь Юаня. Помимо веса его собственной должности, он был сыном Чэнь Юаня, близкого коллеги Дэн Сяопина в первые годы постмаоистских реформ. Чэнь-старший слыл консерватором на многих уровнях, будучи постоянно начеку против вредных влияний, которые, как он опасался, могут подорвать партию. В частности, он запретил сыну учиться за рубежом (на что Чэнь-младший годы спустя жаловался друзьям), потому как с подозрением взирал на иностранные идеи. В одном из своих знаменитых высказываний Чэнь-старший утверждал, что за китайской экономикой надо приглядывать «как за птицей в клетке», метафорически подразумевая систему централизованного планирования. Клетку можно увеличить, регулярно проветривать, можно запустить других птиц — но ее никогда нельзя отпирать или, тем более, вовсе выкидывать. В конце концов Чэнь-старший рассорился с Дэном по вопросу о темпах рыночных реформ, которые, по его мнению, ослабят государственную власть. Сын Чэня продемонстрировал лучшие навыки сидения на двух стульях.

Те, кто в конце 1990-х гг. посещали пекинский офис Чэня-младшего, рассказывают, что на столе он держал фото, на котором был запечатлен с Дэн Сяопином в последние дни «культурной революции». Дэн счел весьма важным навестить своих высокопоставленных коллег и их семьи, чтобы лично заверить: беда миновала, можно возвращаться в Пекин. Для проницательных наблюдателей это фото было не просто напоминанием о жесте Дэн Сяопина. Пальмы на заднем плане снимка свидетельствуют о том, что Чэня обошли стороной худшие перегибы «культурной революции» — по крайней мере, на протяжении определенной части того периода. Фотография была сделана в тропическом Хайнане, куда более приятном месте в сравнении с ледяными северо-восточными провинциями, где и оказались многие ссыльные.

Чэнь-младший и его коллеги также считали себя консерваторами, но только более современного толка. Команда Чэня поддерживала постепенное внедрение рыночных реформ и институтов в западном стиле — под строгим партийным контролем и при условии усиленного патриотического воспитания. Они не соглашались с возвращением к маоистской политике, за которую ратовали, по их выражению, «романтики» и «традиционные упрямцы-консерваторы». Себя же они именовали «новыми консерваторами» — благодаря им в китайский язык и вошло выражение «неоконсерваторы», причем задолго до того, как это явление укоренилось в США с подачи администрации Джорджа Буша-младшего. Но, самое главное, они отдавали пальму первенства КПК, считая ее единственной силой, способной сохранить страну в целости перед лицом непрерывной угрозы подрыва системы со стороны Запада и местных смутьянов. Организацию, что некогда была революционной партией, утверждали они, нынче следует переделать и укрепить в роли «правящей партии».