Партия свободных ребят - [31]

— Гм, да, мешочек, — опасливо покосился кулак, открывая дверь бывшему охотнику, которого похоронили как егеря, а он воскрес как бандит.

В бане Алдохиных долго сговаривались бандиты с кулаками, а редкие ночные прохожие думали, глядя на огонек, что Силанова старуха, мастерица по этой части, гонит самогон к празднику.

Перед рассветом, когда ночная тьма напоследок изо всех сил сгущается и наступают примерки, двое бандитов тихо, бесшумно прокрались к своей лодке и затопили ее, завалив камнями. Чтобы никто не полюбопытствовал, чья она, откуда взялась.

Никто их не видел, кроме Гараськи. Он как раз водил к берегу коней попоить. Забавно ему показалось, зачем это какие-то дядьки топят лодку, словно рассохшуюся бочку.

В темноте не угадал, кто такие. Подумал — не почтари ли? Да зачем бы им лодку топить? Послушал, о чем переговариваются. И расслышал, как один сказал:

— Тарарахнем!

А другой потихоньку засмеялся.

Встретив Макарку, который тоже перед рассветом вывел коней поить, Гарась сказал ему:

— Видать, к вам какие-то пьянчуги за самогоном приехали, а он не готов?

— Давно готов, — ответил Макарка.

— А чего же они лодку-то схоронили? Наверно, мало им, новой заварки будут дожидаться.

— А может быть, — ответил Макарка, лениво зевая.

Вот и все. Тогда Гарась не придал этому значения. Но теперь, услышав смешное слово из уст Никифора, вспомнил, что кулаки-то звали трактор тарарахтором!

Лети, спеши, красная эстафета!

Шумит, гремит весенний базар в Сасове. Хоть и развезло пути-дороги, хоть и непролазная черная грязь на немощеных улицах уездного городка, все же набрался, понаехал народ со всех сторон. Кто по речке, по разливу, кто поездом, а кто и на телегах, запряженных парой коней, — на одном из грязи не вылезешь.

И все базарники собрались на главной улице, где поверх грязи постелены сосновые доски. На этой дощатой мостовой идет праздничное гулянье. По обеим сторонам «дощечек» выстроены деревянные балаганчики, и в них, как в скворечниках, сидят продавцы игрушек, свистулек, пряников, орехов, изюма, урюка и всякой всячины.

Мимо них тесной толпой прохаживаются городские и деревенские покупатели.

Деревенские все больше к балаганчикам льнут, а городские — к возам. Деревенским интересно послушать, как играют в балаганчиках граммофоны, а городских больше прельщает поросячий визг, доносящийся из корзинок, накрытых рядном.

Торговля у метелкинских богатеев шла бойко. Капусту, огурцы закупали местные торговки бочками. Свиные окорока и сало тоже норовили перекупить для продажи вразнос. Крик, шум. Торгуются, перебивают, чуть не в драку.

Мед, воск, свежие яйца — все в хорошей цене. Покупателей явно больше, чем продавцов. Со многих станций железной дороги рабочий люд понаехал.

Всё берут. И овес и пшеница ходом идут.

Радуются Алдохины, радуются Салины, не радуется только Гараська. Тоска-змея под сердцем сосет. Как домой весточку дать, как предупредить ребят о возможной беде?

Телеграмму отстукать — в половодье почта совсем не работает, река все телеграфные столбы валит. Да и нельзя никак отлучиться. Заставляет его хозяин караулить мешки, бочонки, весь товар. Эко всего сколько. Нанимали подводы, местных грузчиков, чтобы весь товар с лодок к базару подвезти.

Прикован он к кулацкому добру, словно цепью.

Вот к полудню наполовину распродали свой товар богатеи, а остальное придержали: цена растет, выгодней подольше поторговать. Весенний базар почти ярмарка, растягивается дня на два, а то и на три.

Свернули торговлю метелкинские кулаки и пошли сами добра накупать. И чего только не покупали! И конфет, и пряников, и шалей, и полушалков, а рябая Дарья Алдохина даже граммофон с розовой трубой. Как завела его, поставив поверх мешков и бочек, так в живном ряду петухи запели, а поросята примолкли.

Смешно даже. Но не смеется Гараська, весь он в тоске, в тревоге.

Оглядывается по сторонам: найти бы хоть какого начальника, комиссара в кожаной куртке, коммуниста, кому можно тревогу доверить.

И вдруг — вот счастье! — заметил среди мальчишек, снующих на базаре, паренька в красном галстуке. Не раздумывая, не спрашиваясь, сорвался — и к нему. Вскинул руку: дело есть, будь готов!

— Всегда готов! — ответил паренек немного удивленно. Увлек его Гараська за балаганы, отвернул пиджачишко, стеганку на пакле, и показал свой красный галстук.

— Я тоже пионер. Из села Метелкина.

— Из Метелкина? — обрадовался мальчишка. — Как же, знаю, про вас весь город говорил, в газетах писали, как вы ценности-то, бриллианты…

— Да, да, это дело прошлое. Ты слушай, чего я скажу про беду нынешнюю!

— А мы к вам в поход собираемся, вот как только окончатся занятия в нашей железнодорожной школе…

— Тогда будет поздно, надо сейчас! — воскликнул Гараська.

— А что случилось?

Они затаились за деревянным балаганчиком, в котором продавались свистульки, пищалки, и под шум этого веселого товара Гараська поведал городскому пионеру свою тревогу. Когда мальчишка узнал, что кулаки возненавидели стального коня и, наверное, хотят его истребить руками таинственных разбойников, тайно приплывших неизвестно откуда, весь он затрепетал.

— Ох, хитры, все на базар уехали, чтобы на них не подумали, а сами покушение подстроили! Чего же нам делать-то? Из-за разлива ни пройти, ни проехать… Телеграф? Телефон?