— Товарищ командир! Залезайте быстрее. Я вам его подам, — и вскочил за мной в лодку.
Мы вернулись к себе на батарею поздно вечером. Обе руки у меня были забинтованы. Только на берегу я почувствовал боль от ожогов. Начальник политотдела уже знал обо всем, что произошло, и считал и нас и документы погибшими. Но я передал ему и баул и пакет для командарма, и у меня еще хватило сил добрести до своего блиндажа…
А на другой день утром я встретил на тропинке Логинова. Он чистил на куске газеты автомат. Увидев меня, он встал.
Я подошел к нему и сказал:
— Слушай, Василий!… Вот что я тебе, друг, скажу… Тебя, конечно, представят к награде. Но это дело особое. А мне очень хочется дать тебе рекомендацию… Не откажи!
Он улыбнулся:
— Не откажу, товарищ командир.
Вечером мы единогласно приняли его в партию, а на другой день начальник политотдела Сергеев пришел к нам на батарею и вручил ему партбилет. Один из тех, что был в спасенном им бауле. А еще через несколько дней мы выбрали уже постоянного парторга, Соколенка, освободив от этой обязанности Фомичева…
Вот и конец этой давней истории. Мы говорим иногда: «школа жизни», но не всегда до конца понимаем смысл этих слов. Подлинная зрелость приходит к нам в суровых испытаниях.
С этого дня я перестал утверждать, что стоит мне взглянуть на человека, и я вижу его «насквозь»…
