Парсуна. Откровения известных людей о Боге, о вере, о личном - [8]

Я могу обидеть человека, могу манипулировать, вообще могу убить человека словом – мне об этом часто говорили. Меня моя профессия научила. Когда ты видишь слабые стороны человека, ты легко можешь обидеть. Слава Богу, в моей жизни этого стало меньше. Меня обидеть сложнее, потому что я вообще пофигист, могу закрыться в танке: мою личную жизнь вон вся страна полоскала в прессе. Кто еще после этого может меня обидеть?

Покаяние для меня – это когда я смотрю на себя и говорю: нет, это не я, этого не могло быть, это какой-то другой человек был.

То есть идет изменение сознания. Я стараюсь к себе критично относиться, адекватно. Ну, как к остальным. Сверяюсь со своим духовным отцом. Спрашиваю: «Я правильно это поняла? Я правильно чувствую или так не должно быть?» И он меня корректирует, потому что я себе не доверяю. Я вообще себя не знаю, не понимаю. Но покаяние от самобичевания отличить точно могу.

Я вот чувствую, что сейчас стала больше дистанцироваться. Я раньше очень была близка к людям и все воспринимала сердцем. Сейчас немножко дистанцируюсь, и это помогает мне больше любить людей и понимать их. Чувствовать их боль. Как бы посмотреть на мир глазами другого человека. То есть понять что-то про других и про себя. Видимо, потому что большое видится на расстоянии. Я не могу жить в этой сцепке, потому что иногда люди что-нибудь скажут, я верю, а они потом за свои слова не отвечают.

Мне кажется, я вообще воспринимаю все как ребенок. Мне моя дочь говорит: «Мама, ты ведешь себя так, как будто тебе 12 лет». И серьезно так говорит, я прямо вижу, что она знает, о чем говорит. Поэтому меня так легко ввести в заблуждение.

Я фанат своего творчества. Я вынуждена смотреть свои фильмы, потому что я их делаю. И они мне нравятся. Но мне тяжело смотреть кино, потому что я люблю именно процесс делания. Я люблю сочинять мечты. Люблю дурить людям голову. Люблю создавать этот волшебный мир. То есть я – сказочник в прямом смысле этого слова, потому что я занимаюсь художественным кино, а это самое лучшее, что может быть в плане реализации своих фантазий. Я сейчас хочу создавать формы, мне вот это интересно. Прямо искусство-искусство. То есть до сих пор я занималась таким соцреализмом – это на самом деле очень модное направление, всегда и даже сейчас. А теперь мне больше хочется рассказать про какие-то внутренние отношения. Я вот сейчас делаю фильм «Мысленный волк». О волке, который, по Иоанну Златоусту, улавливает человека.

Я долгое время исследовала человека, который находится в крайнем своем состоянии, на грани чего-то. Я пыталась докопаться до глубины человеческого одиночества, до глубины горя подростка, до глубины любви, пусть даже неправильной. Если я через свои фильмы решаю свои проблемы, мне это очень помогает, потому что это мой обмен энергией с миром. Я, конечно, прочла все, что написал Достоевский. Все классно. Но мне грустно от этого, я плачу.

Мой любимый апостол – Павел. Вот с ним я сверяюсь. Он поближе к современному человеку – в плане своей жизни и в плане доступности. Мне он очень близок. Он мне помогает.

Вместо послесловия

Легойда: Был такой режиссер Джорджо Стрелер, у него есть знаменитое письмо молодому режиссеру. «Вот я, сделавший столько ошибок, говорю, что даже самую ничтожную гусеницу нельзя раздавить ради самого бессмертного стиха». Где вы поставите запятую во фразе: «Раздавить нельзя жалеть»?

Германика: «Раздавить нельзя, жалеть». Я очень люблю гусениц. И собак.

Парсуна Федора Емельяненко, многократного чемпиона мира по смешанным единоборствам

Вместо предисловия

Легойда: Мало есть людей, которые тебя не знают. Но если бы тебе пришлось представиться, что бы ты о себе сказал на сегодняшний день самое главное?

Емельяненко: Ну, если бы пришлось, я бы представился: Федор Емельяненко, кающийся грешник.

* * *

Однажды я случайно попал в Дивеево. У нас были соревнования, моя команда хорошо выступила, я, конечно, за всех болел, после этого мы отмечали победы. Наутро была поездка, даже не паломническая, а как нам сказали – экскурсия в Дивеево, ее организовал отец Андрей, с которым мы тогда и познакомились. Поездка эта все изменила, но поначалу я, конечно, по своему самочувствию хотел отказаться. Даже был момент, когда я говорил: «Пусть все едут, я останусь».

А теперь, когда еду на Афон, у меня уже на пароме невольно расплывается улыбка. Просто такая радость, такой внутренний восторг, что я назвал бы это минутой счастья. Коснуться этого духа монашеского, помолиться, ходить на все службы, посетить святыни, попросить за родных, за близких молитвенной помощи. И каждый раз – уже четвертый – убеждаюсь, что все складывается настолько… По секундам – слишком много случайностей. Но, как говорят, кто верит в случайности, тот не верит в Бога. Я не в случайности верю, я верю, что Господь всем управляет.

Часто вспоминаю поездки на Афон, в другие святые места, чтобы опять испытать то чувство, которое впервые испытал в Дивеево. Слава Богу, Господь меня укрепляет. Но я чувствую, когда Он отступает. Или я отхожу своими грехами, может быть. В такие моменты вспоминаю моего знакомого батюшку, который говорил: «Главное – верить, главное – никогда не сомневаться и верить». Даже если мне тяжело, даже если далек в данный момент от Бога, я прошу, чтобы Господь не оставил меня все равно. Слава Богу, у меня сомнений нет. Иногда падаю. Но знаю, что надо находить в себе силы, чтобы встать и опять всем своим нутром, всем своим сердцем прилепиться к Богу.