Паром - [39]

Плотью от плоти своей рискнул, и я ему шлю свою плоть. —

Он свистнул сына. И сын его — одним прыжком из-за скал.

Стройно качнувшись, словно копье, с отцом своим рядом встал.

— Вот твой хозяин! — кивнул Кемал. — Служи ему, словно щит.

Он водит разведчиков ночью и днем туда, где дело горит.

Пока я сам не расторг союз, в законе его права.

За кровь его теперь на кону, мой сын, твоя голова.

Отныне хлеб королевы — твой хлеб, и враг королевы — твой враг.

И если облавой сквозь мрак на отца — иди на отца сквозь мрак!

Служи ему верно в походном седле, в горах и на плоской земле,

Где, может, в чинах подымешься ты, а я подымусь в петле.

И они взглянули друг другу в глаза, которым неведом страх,

И клятву на братство дали они на соли и на хлебах.

На гладком клинке, который поднял огня и земли замес.

На рукоятке стального ножа, на имени Бога Чудес.

Два сына, два брата на седла свои и к форту Букло — намет!

А в форте Букло: — Он один уходил… Откуда же этот приплод? —

Но вот показались казармы вблизи и двадцать сабель — в упор.

И каждая сабля хотела лизнуть кровь жителя жарких гор.

— Ни шагу! — вскричал полковничий сын. — Ни шагу! Оружие прочь!

Я прошлою ночью вора искал, я брата нашел в эту ночь.

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, они не сомкнутся нигде,

Пока души не вывернет, как потроха. Всевышний на Страшном суде.

Но Запада нет! И Востока нет! И нам этот блеф не к лицу.

Когда с доблестью доблесть, два сына земли — ни с места! — лицом к лицу!

Заповедь

Прямее голову! Когда вокруг смятенье —

Тебя в смятении смятенные винят,

К ним не испытывай законного презренья,

За непрезрение не требуя наград.

И ждать умей! И жди не уставая!

Оболганный, не замечай лжеца

И, равновесием крикливость побивая,

Не будь смешным, не корчи мудреца.

Умей мечтать — не став рабом мечтанья,

Плененный мыслью, помни: плен есть плен.

Что впереди? Триумф или изгнанье?

А вдуматься — то и другое — тлен.

Терпи, когда кретинам в назиданье

Твой труд мошенники коверкают кругом.

Строй заново разбитой жизни зданье,

Склонись, не брезгуя обломками при том

Пусть разлетится нажитое — пух и перья!

Без риска жизни нет! Но, проиграв, —

Ни слова! Ни полслова о потере!

Всё заново! И — никаких! Ты прав!

Когда ослабнут тело, кровь и нервы

И вдруг захочется, упав, лежать ничком.

Тогда последнее, что есть еще в резерве,

Подымет воля и вперед — броском!

Умей с толпою говорить не опрощаясь,

Не мельтеша — беседовать с царем.

Жить, даже дружбою не слишком обольщаясь.

Чтобы не слишком горевать потом.

Жизнь, как дистанция, уходит, голубея.

Ты понял всё? Так начинай забег!

Ты миром овладел, собой владея,

И более, мой сын, ты — человек!

Эссе

Размышления писателя

Одно из самых очаровательных воспоминаний детства — это наслаждение, которое я испытал, когда наша учительница первых классов читала нам вслух на уроке «Капитанскую дочку». Это были счастливые минуты, их не так много, и потому мы бережно проносим их сквозь всю жизнь. Счастлив человек, которому повезло с первой учительницей. Мне повезло.

Александра Ивановна, моя первая учительница, любовь и благодарность к ней я пронес сквозь всю жизнь.

Уже зрелым человеком я прочел записки Марины Цветаевой о Пушкине. Из них следует, что будущая мятежная поэтесса, читая «Капитанскую дочку», с таинственным наслаждением все время ждала появления Пугачева. У меня было совсем другое. Я с величайшим наслаждением все время ждал появления Савельича.

Этот заячий тулупчик, эта доходящая до безрассудства любовь и преданность своему Петруше. Невероятная трогательность. Разве Савельич раб? Да он на самом деле хозяин положения! Петруша беззащитен против всеохватывающей деспотической любви и преданности ему Савельича. Он беспомощен против нее, потому что он хороший человек и понимает, что деспотичность именно от любви и преданности ему.

Еще почти ребенком, слушая чтение «Капитанской дочки», я чувствовал комическую перевернутость психологических отношений хозяина и слуги, где слуга и есть истинный хозяин. Но именно потому, что он бесконечно предан и любит своего хозяина. Любовь — главнее всех.

Видно, Пушкин сам тосковал по такой любви и преданности, может быть, ностальгически переодел Арину Родионовну в одежды Савельича.

Главным и неизменным признаком удачи художественного произведения является желание вернуться к нему, перечитать его и повторить наслаждение. В силу жизненных обстоятельств мы можем и не вернуться к любимому произведению, но сама надежда, мечта вернуться к нему греет сердце, придает жизненные силы.

Насколько легко ограбить, обмануть культурного человека в жизни, настолько трудней его ограбить в духовном отношении. Потеряв многое, почти все, культурный человек, по сравнению с обычным, крепче в сопротивлении жизненным обстоятельствам. Богатства его хранятся не в кубышке, а в банке мирового духа. И многое потеряв, он может сказать себе и говорит себе: я ведь еще могу слушать Бетховена, перечитать «Казаков» и «Войну и мир» Толстого. Далеко не все потеряно.

Чтение Достоевского в юности производило потрясающее впечатление. Я до сих пор уверен, что человек, прочитавший «Преступление и наказание», гораздо менее способен убить другого человека, чем человек, не читавший этого романа. И дело не в том, что Достоевский говорит о справедливой наказуемости преступления.