Пароль: "Директор" - [84]

Если военные и юристы расходились во мнениях, последним неизбежно приходилось уступить, поскольку у них не было ни власти, ни независимости. Но когда интересы профессиональных юристов в сохранении своей автономии совпадали с интересами военных в защите принципов прусско-германских военных традиций, РКГ проявлял независимость, что для Третьего рейха было почти сенсацией. В борьбе против разрушения вермахта нацистской идеологией военные с охотой уступали лидерство юристам, особенно если учесть, что в состав Имперского военного трибунала входили юристы старой школы, чье искусство полемики часто одолевало не столь острые офицерские умы.

Самым выдающимся юристом в РКГ был доктор Александр Крель, председатель второй палаты Имперского военного трибунала и бывший прокурор Дармштадта. Председателем РКГ был адмирал Макс Бастиан, — лишенный всякого воображения человек с военным складом ума, бывший капитан линкора «Шлезвиг». Убедительные аргументы Краеля часто достигали цели, заставляя Бастиана балансировать на натянутом канате между законом и открытым неповиновением режиму. Но, конечно, только при условии наличия доказательств, что все совершается в интересах вермахта.

Возглавлявший юридический отдел ОКВ доктор Рудольф Леман, как правило, поддерживал решения РКГ и иногда мог заручиться поддержкой Геринга, поскольку тот в противовес презрительному отношению нацистов к закону любил показать себя перед военными сдержанным приверженцем традиций. Правда, это здорово зависело от возможности навлечь на свою голову гнев Адольфа Гитлера. Недоверчивого диктатора трудно было провести «мягкотелыми» маневрами РКГ; он стал подозревать, что военный трибунал старался уберечь юридическую систему вермахта от появления в её рядах нацистских законников.

Вот почему Геринг был так напуган, когда Редер сообщил ему, что дело шпионов «Красной капеллы» находится в юрисдикции Имперского военного трибунала. Рейхсмаршал предвидел конфликт с фюрером и категорически отклонил это предложение. Редер понял невозможность отстоять свою позицию и поднял на ноги двух коллег, оказавшихся в спецпоезде Геринга: председателя одной из палат Креля и начальника юридической службы Люфтваффе Христиана фон Хаммерштайна.

Хаммерштайн подключил Бастиана с Леманом, и все пятеро согласились поддержать предложение Редера. Они чувствовали, что в интересах вермахта нельзя позволить зависимому от влияния гестапо Народному трибуналу заниматься делами солдат и офицеров. Лерман, Хаммерштайн и Редер добились новой встречи с Герингом.

Жаркая перепалка с колеблющимся соратником Гитлера заставила того уступить. В конце октября Геринг встретился с фюрером и рекомендовал провести суд над «Красной капеллой» в Имперском военном трибунале. Чтобы предотвратить возможную вспышку ярости, в качестве обвинителя он предложил Редера, слывшего самым суровым и лояльным режиму офицеров военно-юридической службы. Гитлер с кандидатурой согласился.

Несколько дней спустя Редер с двумя секретаршами, Адельхайд Айденбенц и Эрикой Стрей, отправился в кабинет Имперского Министерства авиации, который раньше занимал начальник штаба Люфтваффе генерал-полковник Йешоннек. Впоследствии к нему присоединился военный прокурор Вернер Фалкенберг из суда III Воздушного района.

Так как формально «специальный представитель рейхсмаршала» Редер по-прежнему оставался военным прокурором из РКГ, пришлось ждать ещё две недели, прежде чем РСХА соизволило передать ему протоколы допросов в гестапо. Редер вспоминает: «Первые досье вместе с окончательным отчетом гестапо поступили в начале ноября. Это были дела Шульце-Бойзена, Харнака, Грауденца и Коппи. Несколько дней спустя передали досье Шумахера, а столь необходимые для понимания всего дела досье „Кента“ и так называемого Винсента Сьерра все ещё отсутствовали».

Тем временем бывший организатор шпионской сети «Кент» был арестован 12 ноября в Марселе и перевезен для допроса гестапо в Бельгию. После первых же показаний «Кента» стало ясно, что он обеспечивал передачу в Москву основного потока разведывательной информации, собранной берлинскими агентами. Теперь нетрудно стало доказать связь Шульце-Бойзена и его друзей с советской разведкой. Редер отправил в Брюссель своего представителя, чтобы разыскать протоколы допросов «Кента», но несколько дней спустя того уже перевезли на Принц-Альбрехтштрассе.

К середине ноября у Редера были все досье членов «Красной капеллы», и он смог приступить к своей страшной работе. С этого момента история «Красной капеллы» стала его историей, а летопись её краха — его рассказом. «Кровавый судья», как назвала его Грета Кукхоф, стал кошмаром для узников.

Армейские манеры были у Редера всего лишь хорошо продуманной позой, чтобы выглядеть записным негодяем. Даже в наши дни уцелевшие члены «Красной капеллы» сохранили яркие воспоминания о его грубых, жестоких и циничных манерах. Он стал для них воплощением бесчеловечного палача.

Фальк Харнак, брат Арвида, считал его «одним из самых жестоких и кровавых гонителей немецких антифашистов»; Грета Кукхоф считала его палачом, движимым «личными амбициями и жаждой мести»; матери Хайнца Стрелова он казался «просто агентом гестапо»; а Мария-Луиза Шульце называет его «невероятно жестоким зверем в облике человека». Даже Адольф Гримме полагал, что Редер проявил себя «одним из самых бесчеловечных, циничных и жестоких нацистов, с которым я имел несчастье столкнуться».