Пароль: "Директор" - [75]

— Я не могу так поступить, — жаловался он, — тогда я лишу Харро последнего шанса выбраться из этой истории, если такой вообще представится.

С тех пор он решил либо спасти Шульце-Бойзена, либо умереть вместе с ним. И именно сегодня наступил момент, когда предстояло выполнить клятву верности. 29 августа 1942 года, когда словоохотливый Траксль показал расшифрованную московскую радиограмму с адресами трех ведущих агентов в Берлине, Хайльман изучил послание от 10 октября 1941 года вдоль и поперек. Оно словно нарочно приглашало гестапо нанести смертельный удар по сталинским шпионам. Их буквально на блюдечке выдали гестаповцам… если только он, Хорст Хайлманн, в последний момент не сумеет помочь.

Хорст позвонил Харро домой, но не застал. Тогда он оставил прислуге Шульце-Бойзена свой служебный телефон и попросил, чтобы ему срочно позвонили. Это было рискованно, поскольку сообщение номера телефона секретной службы считалось серьезным военным преступлением.

Так и не получив до середины следующего дня известий от Шульце-Бойзена, он поспешил на Альтенбургер аллее, где застал Либертас. Хайлманн передал ей содержание расшифрованной депеши, женщина сразу поняла значение случившегося, схватила телефонную трубку и позвонила в Министерство авиации. Харро нужно было предупредить, пока не поздно.

Но вместо хорошо знакомого голоса мужа в трубке раздался неприветливый голос какого-то майора, фамилии которого Либертас никогда прежде не слышала. Майор Зелигер сообщил, что лейтенану Шульце-Бойзену несколько часов назад пришлось уехать по делам и его несколько дней не будет в Берлине. Фрау Шульце-Бойзен не стоит беспокоиться, если он какое-то время будет отсутствовать.

Разгадать смысл его слов не составило труда: что бы майор не говорил, но Харро Шульце-Бойзена забрали в гестапо.

Гадалка Анна Краус тоже предсказывала, что Харро отправился в секретную командировку, но Хайльман и Либертас Шульце-Бойзен не могли успокоиться. В панике они очистили все тайники Шульце-Бойзена и запихнули в чемодан его бумаги. Там были нелегальные брошюры, заметки, чертежи, причем один из документов, «Источники и причины Первой и Второй мировых войн», был написан рукой самого Харро.

Но что делать с чемоданом? Хайлманн отнес его актрисе Реве Холси, с которой был в приятельских отношениях. Она жила в доме номер восемь по Холдерлинштрассе, там же, где жил с родителями Хайльман. Актриса согласилась хранить у себя столь опасную вещь не больше месяца, затем чемодан должен был перейти к Арнольду Бауэру, журналисту и школьному приятелю Шульце-Бойзена. Но уже через несколько дней нервы фрау Холси не выдержали, и она в сильном волнении отправляет директора театра Ингенола повидать драматурга Гюнтера Вайзенборна.

Вайзенборн случайно открыл чемодан и, по его словам, «похолодел от ужаса». Он немедленно связался с Хайльманом и передал сигнал тревоги остальным товарищам. Тревожная весть переходила из дома в дом, предупреждая следующих по цепочке; соратники Шульце-Бойзена избавлялись от компрометирующих материалов. Мать с женой Ганса Коппи увезли из дома передатчик; Ханнелоре Тиль погрузила рацию в детскую коляску и утопила её в Шпрее. Йоханн Грауденц также принял меры, чтобы избавиться от своего передатчика: он уложил его в большой чемодан, перевязал проволокой и собирался оставить у дантиста Ганса Гимпеля.

Однако Гимпель, как один из соратников Щульце-Бойзена, в любую минуту мог попасть в гестапо. К тому же он знал место получше — дом пианиста Гельмута Ролоффа, который был связан с группой Сопротивления Риттмайстера. Тот согласился спрятать чемодан, но когда он увидел этот неподъемный баул, то «сразу же подумал, что для безопасности эту штуку нужно поместить в соответствующие декорации». Ролофф забрал его домой и спрятал за кипой музыкальной литературы. Когда Гимпель уходил, он заметил:

— Если эту штуку найдут, наши головы полетят с плеч.

На что Гимпель ответил:

— Именно потому его и не должны найти.

Хотя каждый отчетливо осознавал возможность ареста, многие надеялись, что их чаша сия минует.

Анна Краус упорно пророчила, что «ни с кем ничего не случится». Беззаботная оптимистка графиня Брокдорф успокаивала жену одного из агентов:

— Даже в случае массовых арестов дело дальше Коппи не пойдет.

5 сентября 1942 года гестапо схватило свою первую жертву — Хайльмана. Гестаповцы арестовали его в доме на Холдерлинштрассе в присутствии брата Ганса, (родители были в отъезде), и увезли в тюрьму РСХА на Принц-Альбрехтштрассе. Фрау Холси в слезах поспешила к товарищам Хайльмана, повторяя сквозь слезы:

— Моего Хорста забрали…

Хайльман так никогда и не узнал, что столь поспешный арест был вызван его драматической попыткой спасти друга. Прочитав расшифрованную радиограмму из Москвы с тремя адресами, он сразу же попытался связаться по телефону с Шульце-Бойзеном, что привело РСХА в ужас.

В ночь с 29 на 30 августа лейтенант доктор Вильгельм Ваук, главный дешифровщик службы безопасности связи засиделся на работе допоздна и слышал, как в соседней комнате без умолку трезвонил телефон. Там должен был находиться Хайльман, но тот уже ушел домой. В конце концов Ваук поднял трубку — и услышал голос Харро Шульце-Бойзена. Это был тот самый звонок, которого тщетно дожидался Хайльман. Услышал голос человека, который держал в напряжении гестапо и службу безопасности, Ваук не поверил своим ушам и не смог придумать ничего лучшего, как спросить: