Пародии. Эпиграммы. - [18]

Итак, друзья, я — за границей,

В Италии, в чужой стране.

Хотя приятно прокатиться,

Уже, признаться, скучно мне.

Влечет к советским ароматам,

Но мы придержим языки.

На всех углах за нашим братом

Следят монахи и шпики.

И я тянусь к родному долу,

Тоскую по Москва-реке.

Поют фашисты баркаролу

На буржуазном языке.

Чудной мотив! Чудные танцы!

Здесь вообще чудной народ!

Живут в Сорренто итальянцы,

А вот у нас — наоборот!

И. У т к и н

Милое детство

бывает сто раз.

Молодость —

повторима.

Тетя!

Пишу письмецо для вас

Прямо из самого

Рима.

Рим — это, знаете, —

город такой,

Около города Пармы.

Здесь на базаре

не городовой,

А прямо-таки

жандармы.

Здесь хотя и фашистский режим,

И угнетаемых скрежет,

Но, к сожалению,

что б я так жил,

Теток пока не режут.

Вы понимаете?

Что за страна!

Это же прямо слякоть!

Если тетина

кровь мне нужна,

Что же — прикажете плакать?

Тетя!

Прошу не грозить мне тюрьмой

И не считать за невежу.

Вас я,

как только вернусь домой,

Честное слово,

Дорежу!

Н. Адуев

ИЛИ Я, ИЛИ ИЛЬЯ?

Снаряд был собран на французском заводе

И выпущен из польского орудия.

(Адуев. "Товарищ Ардатов". Повесть-гротеск)

Гротеск был срифмован в Москве и Ленинграде

И выпущен издательством «федерация».

Конечно, не для того, чтоб шесть лет на складе

Мертвым грузом в подвале валяться.

А также не для того, чтоб какой-нибудь гусь

Обругал и облаял его в доску.

И повесть, высвистывая лихо: "Иззздаюссссь!",

Рассыпалась по книжным магазинам и киоскам.

………………………………………………………………………..

Когда автор увидел гротеск,

Он сказал, вспоминая труд исполинский:

— Бумага и шрифт ничего себе. Тэк-с.

Но кто написал — я или Сельвинский?

Если я — почему Сельвинского слог?

Если он — почему на обложке моя фамилия?

И-н-т-е-р-е-с-н-а-я д-и-л-е-м-м-а! (Пауза. Вздох.)

Или я, или Илья? Или — или.

Д. Алтаузен

ПЛАНШАЙБА

(Отрывок из поэмы)

Ударник,

ДРУГ!

Тебе —

Литература!

Иди

И

Пой

Инду

стриальный

Класс!

Пускай

Звенит

Стихов

Фио

ритура!

Пускай

Гудит

Романсов

Контрабас!

Пощупай

Пульс!

Сто

Пятьдесят

Ударов!

Стихи

Текут

Длиннее

Длинных

Рек!

И

Ты

Пиши

Не

Так,

Как

Пишет

Жаров!

Учись

Писать,

Как

Пишет

Старый

Джек!

Друзья!

Мои!

Юнцы!

Ребята!

Парни!

Кому

Сегодня

Только

Надцать

Лет!

Стекольщик!

Столяр!

Вообще

Ударник!

Моей

Поэзии

Вручаю

Вам

Кларнет!

Довольно

Клятв!

Пойдем

Отныне

Вместе!

Ударник,

ДРУГ!

Клянусь!

Клянусь

Тебе!

В моем

Тысяче

строчном

Мани

фесте

Указан

Путь

К план

шайбам

И

Борьбе!!

П. Антокольский

ПОЭТ

Мать моя меня рожала туго.

Дождь скулил, и град полосовал.

Гром гремел. Справляла шабаш вьюга.

Жуть была что надо. Завывал

Хор мегер, горгон, эриний, фурий,

Всех стихий полночный персимфанс,

Лысых ведьм контрданс на партитуре.

И, водой со всех сторон подмочен,

Был я зол и очень озабочен

И с проклятьем прекратил сеанс.

И пошел я, мокрый, по Брабанту,

По дороге вешая собак.

Постучался в двери к консультанту

И сказал, поклон отвесив, так:

— Жизнь моя — комедия и драма,

Рампы свет и пукля парика.

Доннерветтер! Отвечайте прямо.

Не валяйте, сударь, дурака!

Что там рассусоливать и мямлить,

Извиняться за ночной приход!

Перед вами Гулливер и Гамлет.

Сударь, перед вами Дон-Кихот!

Я ландскнехтом жрал и куролесил,

Был шутом у Павла и Петра.

Черт возьми! Какую из профессий

Выбрать мне, по-вашему, пора?

И ответил консультант поспешно,

Отодвинув письменный прибор;

— Кто же возражает? Да. Конечно.

Я не спорю. Вы — большой актер.

Но не брезгуйте моим советом —

Пробирайтесь, гражданин, в верхи.

Почему бы вам не стать поэтом

И не сесть немедля за стихи?

Внял я предложенью консультанта.

Прошлое! Насмарку! И на слом!

Родовыми схватками таланта

Я взыграл за письменным столом.

И пошла писать… Стихи — пустяк.

Скачка рифм через барьер помарок.

Лихорадка слов. Свечи огарок.

Строк шеренги под шрапнелью клякс.

Как писал я! Как ломались перья!

Как меня во весь карьер несло!

Всеми фибрами познал теперь я,

Что во мне поэта ремесло.

И когда уже чернил не стало

И стихиям делалось невмочь, —

Наползало. Лопалось. Светало.

Было утро. Полдень. Вечер. Ночь.

Н. Асеев

О ВОРОБЬЕ

Беспечною птичкою

жил воробей,

О свежем навозе

чирикая.

И вдруг — приказ:

воробей, не робей,

Революция прет

великая.

Эта весть хлестнула его,

как плеть.

Манером таким и

этаким

Он стал моментально

хвостом вертеть,

Упруго прыгать

по веткам.

Он думал: "Собой весь мир

удивлю.

Хоть ужас и колет

иголкою,

Но я, до отказа разинувши

клюв,

Стальным соловьем

защелкаю".

И вот, войдя

в поэтический раж,

Ища соловьиной

известности,

Вспорхнул воробей

на девятый этаж,

Чтоб грянуть по всей

окрестности.

Вспорхнул, но в дыму

фабричной трубы,

Вонзившейся в небо

пикою,

Сказал он: "Видать,

не уйти от судьбы,

Простите, я только

чирикаю!"

МОЛОДЯНЕ

Что же мы,

где же мы?

Неужто жить

невежами?

Неужто быть

несвежими,

Не прыгать ввысь?

Неужто мы не юноши?

А ну-ка, разом

сплюнувши

На лысины и проседи,

становись!

Без вычурности,

ячества

Покажем-те

качество.

Тир-лим-пом-пом,

покажемте-ка

В спорте класс.

А ну, нажмем

на мычество,

Наляжем

на количество,

Чтоб розовая

молодость

Из пор

текла.

Неужто накрепь

врыты мы

Седыми и небритыми?

Неужто наши

бицепсы —

Уйди-уйди?

А ну-ка, диафрагмою

Нажмем на песню

храбрую.

А ну-ка,

басом-дискантом

Запев ряди,

Чтоб звуки были

искренни,

Мажорны и не

выспренни,

Выпархивали

искрами

Из всех грудей.

А нуте,

ну-ка,

нуте-ка,

Без зашея

и прутика,

Без ноканья

и кнутика

Мо-ло-дей!

И. Батрак

СОЛОВЕЙ И БАСНЯ

В одном саду

Жил средь ветвей

Певец пернатый —