Парниша, открой дверь! - [12]

Есть расхотелось. Я встал, бесцельно прошелся по комнате... и застыл на месте.

"Парень! - вдруг подумал я. - Ты ведь свободен! Путь в твои Палестины, рай социалистический, открыт. Старикашку-то ты спровадил!"

На радостях я пнул рюкзак ногой и бросился было к входным дверям, чтобы сразу уйти в задверный мир, но рассудительность одержала верх. Негоже такому харчу пропадать. Да и одеяло там пригодится. Тем более, что эсэсэсэровской капусты у меня почти не осталось.

Я быстренько загрузил в рюкзак трофейное хмыриное пиво, взвалил его на плечи и только тогда направился к двери. У двери я долго приводил возбужденные мысли в порядок, вызывая в памяти кабинку общественного сортира на железнодорожном вокзале. Наконец настроился и протянул руку, чтобы толкнуть дверь. Только бы в кабинке никого не оказалось! А, впрочем, плевать!

"Так тебя Автор и отпустит!" - съехидничало параллельное сознание.

Но прикоснуться к двери не успел. Она сама открылась. Точнее, упала на меня, выломанная из стены вместе с филенкой. И, пока я барахтался под дверью, в лицо мне ударила струя аэрозоля из газового баллончика.

Кто-то наотмашь вмазал мне по морде, а затем сунул под нос пузырек с аммиаком. Я замотал головой, открыл глаза и блеванул на приводившего меня в чувство хмыря.

- Мать твою! - заорал хмырь, отпрыгивая.

Голова трещала, как на следующий день после полуведра самогона, в ушах шипело, глаза застилал туман. Кто-то опять сунул мне под нос пузырек с аммиаком.

- Убери, а то и тебя облюю! - заорал я.

- Дайте ему водки, - сказали из тумана.

Перед лицом возник стакан. Я схватил его обеими руками и опрокинул в себя. Передернуло меня, как от трехсот восьмидесяти вольт. Но полегчало. В ушах перестало шипеть, головная боль начала утихать, в глазах прояснилось.

И увидел я, что сижу, скрючившись, на стуле посреди большой комнаты, сплошь коврами увешанной и устеленной. Передо мной стоит стол громадный, весь резной, в завитушках с позолотой, а на нем - часы каминные, бластер и всякий хлам из моих карманов. И грифель заветный там тоже валяется. А за столом сидит хмырище необъятных размеров и смотрит на меня исподлобья.

- Очухался? - лениво разлепляет он губы и сует в них сигару. Пальцы у него, что сардельки вареные, и все в перстнях. И костюмчик на нем с нуля, как от

Кардена.

Сел я поудобнее, огляделся. За моей спиной пяток хмырей стоит, один платком с себя мою блевотину счищает.

"Да, влип, - думаю. - Отсюда не смоешься - это тебе не в развалинах. Таки-достали они меня..."

- Костюмчик-то синтетисеский? - спрашиваю хмыря облеванного.

- Ну? - рычит он.

- Тогда пятна останутся, - злорадствую. - У меня кислотность повышенная...

- Бум-м! - звенит в ухе, и я слетаю от затрещины на пол. Один из хмырей подхватывает меня и снова усаживает на стул.

- Ты, парниша, мне говори, - лениво цедит слова хмырище и выпускает на меня облако дыма. - Мне свои сказки сказывай...

- Какие сказки? - изумляюсь я.

- Бум-м! - звенит в другом ухе, и меня сновь водружают на стул.

"Так, пожалуй, и мозги вышибить могут", - думаю себе.

- Все скажу, - соглашаюсь вслух. - Только велите по ушам не бить. А то звенит сильно - вопросов не слышно.

- Так-то лучше, парниша, - кривит губы хмырище. - Я так понимаю, что ты не знаешь, почему часы идут без механизма, а бластер стреляет без заряда?

- Не знаю, - соглашаюсь я и на всякий случай втягиваю голову в плечи. Но оплеухи не следует.

- Знаю, парниша, что не знаешь, - благостно кивает хмырище. - Но где ты эти вещи взял, надеюсь, помнишь?

Задумываюсь я. На кого они работают: на государственную машину, или на себя? Что им врать-то?

- Бу-бум! - в обеих ушах. Подпрыгиваю на стуле, но не падаю, так как оплеухи с двух сторон уравновешивают друг друга.

"Ну, Автор! - ожило параллельное сознание. - Ну, погоди!

- Помню, помню! - кричу.

- Так поведай нам, парниша! - радушно разводит руками хмырище. - Мы внемлем тебе.

- Понимаю, что деваться некуда. Изувечат, а все равно узнают. Если уж и прикончат, так хоть мучить не будут. И потом, что я, Родину продаю? Да и можно ли назвать мой мир Родиной?

И я начинаю обстоятельно выкладывать хмырище все до копеечки. Выкладываю, а сам гадаю и никак не вшурупаю: частная у них хмыриная лавочка, или правительственная? Логово вроде бы частное. Да и замашки мафиозные... Или наоборот?

- Все? - спрашивает хмырище с ухмылкой, когда я заканчиваю. И вижу я, что верит он мне.

- Все.

- Тр-рах! - летят искры из глаз и я опрокидываюсь вместе со стулом.

"А не один хрен тебе, на кого они работают?" - проносится в голове.

- А Старикашка, значит, ушел в свой мир и грифель унес, - говорит хмырище, когда меня поднимают и ставят на место вместе со стулом. - Так, парниша?

- Нет! - ору я. - Грифель-то вон, на столе перед вами лежит!

Изумляется тут хмырище неподдельно. Взглядом окидывает хлам мой карманный, что ему на стол вывернули, и извлекает из него грифель.

- Этот?

- Ага.

Разглядывает его хмырище, щупает со всех сторон, острие пальцем пробует не оружие ли? Затем по бумаге черту проводит.

- Так в чем дело, парниша? - говорит мне с усмешечкой. - Нарисуй нам двери в копи царя Соломона.