Парни из Островецких лесов - [7]

— Слушай, Здзих, — в голосе отца звучал с трудом сдерживаемый гнев, — я тебя так вздую! — Он тряхнул сына за плечо.

Здзих поднял глаза, и выражение их поразило отца. Это был твердый, упрямый взгляд человека, который знает, чего хочет, и который не уступит. Рука отца на плече сына стала мягче.

Мариан быстро вернулся в комнату и остановился у стола с видом человека, который не смог выполнить свою обязанность.

— Не знаю, что делать…

Наступило неловкое молчание.

— Он еще ребенок, — произнес кто-то неуверенным голосом.

— Пожалуй, вы ошибаетесь, — возразил Дядя, — по-моему, во всем виноваты мы сами. По возрасту все они молоды, а размышляют уже как взрослые. Им обидно, что мы их не замечаем. Сейчас самое время направить их, иначе они пойдут без нас…

Первая диверсия

Богусь приехал ночью. Здзих не понимал, как ему удалось появиться после полицейского часа, но факт остается фактом, и, проснувшись утром, он обнаружил в своей комнате парнишку примерно тех же лет, что и он сам, с живыми, быстрыми глазами, продолговатым лицом и зачесанными назад волосами. Познакомились без всяких церемоний.

Богусь неохотно отвечал, откуда и зачем приехал. Этим он отчасти хотел внушить уважение к своей персоне, а отчасти действительно руководствовался обязывающей его секретностью. «Связной», — подумал о нем Здзих. Он сам уже неоднократно был связным. Но Богусь производил впечатление связного «высшего уровня». Из намеков, бросаемых мимоходом, можно было сделать вывод, что он имеет дело с самим командованием. Недаром он ездил в Варшаву, Радом, Краков. Это, конечно, придавало ему особый блеск.

Уже в первый день выяснилось, что желания Богуся не многим отличаются от мечты Здзиха. Оба представляли себя только в партизанском отряде. Каждое поручение они выполняли старательно, добросовестно, но эти задания рассматривали одновременно как чистилище, через которое они попадут в лесной рай. Богусь, как он сам говорил, имел особые счеты с гитлеровцами и жаждал поговорить с ними иначе, чем до сих пор.

— Я бы им так влепил!

И, разъясняя это Здзиху, он, забывшись, выдернул руку из кармана и взмахнул кулаком. Когда он хотел спрятать руку обратно, было уже поздно. Здзих схватил ее за кисть, задержал и удивленно спросил:

— Что это?..

Правая рука, лишенная четырех пальцев, выглядела беспомощной. Здзих смотрел на нее с сочувствием. Богусь выдернул руку, ощетинился:

— Тебя это не касается!

Больше на эту тему они не разговаривали. Здзих старался не смотреть на покалеченную руку. Богусь стыдливо ее прятал, чтобы избежать сочувствия. А когда кто-нибудь хотел расспросить Богуся об этом, Здзих опережал того:

— Проваливай! Не твое это дело…

Богусь был ему за это благодарен. Это не значит, что Здзих потихоньку не старался разузнать, что стало причиной несчастья этого симпатичного хлопца. Но он так и не узнал ничего определенного. Говорили, что в Радоме Богусь передавал советским пленным еду через проволоку и какой-то фриц прошелся ему по руке из автомата. Говорили также, что во время нападения на жандармов эту память о себе оставила ему граната.

Но Богусь имел в виду не руку, когда говорил, что у него с немцами свои особые счеты. Рука рукой, кое-как он все же мог ею владеть. Хуже, что он потерял отца.

Поздней осенью сорок второго в Стараховицких лесах действовал отряд Гвардии Людовой под командованием Горбатого. Гитлеровцы напали на его след, обложили лес. Бой был ожесточенным и кровавым. Партизанское дело — ударить и отскочить. Они ударили, а отойти не смогли. Отряд понес тяжелые потери. Кто-то, очевидно, донес на него, с собачьей преданностью выдал жандармам. Доносчика необходимо было обнаружить и выследить. Эти задачи поручили отцу Богуся и его товарищу. Они обнаружили след. Был вынесен приговор. Вдвоем и должны были его привести в исполнение. Отправились в лес. По пути была деревня — Ясенец-Илжецки. Здесь им пришлось заночевать. Но предатель был настороже. Он почуял, что близок его конец, снова удрал и предупредил жандармов. Те пришли ночью, окружили дом, где остановились партизаны, Предложили сдаться. Напрасный призыв, но борьба была неравной. Прорваться сквозь кольцо палачей не удалось. Оба пали в бою.

С тех пор Богусь загнул на гитлеровцев палец. Тот один-единственный, оставшийся на правой руке, но это как раз имело свою силу и значение. Штабу он приносил много пользы. Многие старались переманить его к себе.

Здзиху нравился Богусь. Жалел, что паренек настоящий непоседа: то тут, то там, даже места нигде не согреет. Здзих хотел бы, чтобы он остался с ним. Как Юрек. «Втроем мы бы многое сделали», — думал он.

Но Богусь уехал в тот же день. Он не сказал куда, но Здзих догадался, что в Варшаву, и даже позавидовал про себя такому путешествию. Ведь, возможно, он увидел бы там собственными глазами тех, неизвестных ему людей, которые составляют штаб, присылают сюда «Гвардиста» и «Трибуну», отдают приказы.

После памятного случая с охранником взрослые смотрели на него по-другому. Он уже не был для них ребенком. Все чаще пользовались они его помощью. Поэтому он не удивился, когда однажды вызвал его к себе Дядя.