Парнасский пересмешник. Новеллы из истории мировой культуры - [76]
Сложно поверить, но Приапа до сих пор чествуют, причем не только в Греции – по всему миру вдохновленные его образом истуканы устанавливают на огородах. Считается, что огородные пугала – это именно трансформация традиционного образа Приапа. Антропоморфные конструкции в нелепой одежде, в смешных шляпах, трусах, с блестками и всяческой ерундой как бы олицетворяют жизнерадостное божество, заодно отгоняющее зло.
Есть в церковнославянских текстах такое красивое и редкое слово – петоглашение. Оно обозначает время между полуночью и утром и соответствует первому пению петуха. В это время произносятся особые молитвы – полунощные, иначе называемые курогласными. В общем, дарю вам и петоглашение, и курогласие.
Памятник псу Султану, одному из первых ротвейлеров в России, собаке выдающейся женщины своего времени, графини Софьи Владимировны Паниной. Скульптура установлена в парке ее подмосковной усадьбы Марфино
Абдул Мирза Юсуфов, нареченный Дмитрием и получивший от Федора Иоанновича титул князя Юсупова, однажды решил подшутить над московским митрополитом и накормил его в постный день гусятиной под видом рыбы. Митрополит очень осерчал и просил царя наказать Юсупова. Князя лишили половины имущества. Впрочем, оставшейся части хватило еще надолго.
В воспоминаниях Элизабет Виже-Лебрен описывается, как в 1787 или 1788 году она встретила в опере троих посланцев Типу Султана, мусульманского правителя одного из крупных индийских государств, союзничавшего с французами против англичан.
Вид восточных послов сильно впечатлил художницу, и она просила их позировать ей, поставив тем самым в неловкое положение, ведь в исламе делать изображение одушевленных существ считается харамом и препятствованием ангелам. Поэтому посланцы майсурского султана напрочь отказались, сделав риторическое отступление и завуалировано ответив, что смогли бы позировать, только в одном случае, если сам король даст на это свое разрешение.
Должно быть, иностранцы не подозревали, сколь близка Виже-Лебрен к королеве. Сложно сказать, то ли близость с Марией-Антуанеттой помогла повлиять на решение Людовика XVI, то ли он и сам проникся духом авантюры, но индийские дипломаты получили высочайшее разрешение стать героями картин именитой художницы.
В итоге были написаны портреты всех троих послов, два одиночных и один парный.
Портрет Мухаммада Дервиш Хана – не самый типичный для Виже-Лебрен. Во-первых, он выполнен в полный рост, а во-вторых – взгляд модели отстраненный и направлен не на зрителя. Остается только гадать, как выстраивались отношения Мухаммада и Элизабет во время работы над картиной, что она писала в первую очередь, многие ли детали воспроизводила по памяти, известно лишь о впечатлении, произведенном портретом на героя.
При виде себя на холсте, посол был столь ошеломлен, что сразу же забрал картину. Из воспоминаний придворного переводчика известно, что Мухаммад Дервиш Хан сразу же запрятал портрет под кровать, а на вопрос, почему, он отвечал, что этому изображению нужна его душа. Все же мистическое чувство пересилило рациональное. Портрет буквально пришлось похищать из комнаты посла, который поймал на этом своего французского слугу и настаивал, что того необходимо казнить. Жизнь слуге удалось сохранить личным вмешательством Людовика.
А вот сам Мухаммад Хан вместе с двумя другими посланниками султана по возвращении домой был обезглавлен – за недостижение цели переговоров.
Кстати, придворная портретистка Марии Антуанетты Виже-Лебрен живо интересовалась всем происходящим в мире, а не только в Версале, и охотно путешествовала. Более того, она была уникальной женщиной своего времени, которая объездила Европу самостоятельно, без мужского сопровождения – муж ее в это время оставался в Париже, а компанию в дороге художнице составила дочь, ее гувернантка и один помощник.
В автобиографии баронессы Трампингтон, Жан Элис Баркер, крупной английской политической деятельницы, 37 лет заседавшей в палате лордов и занимавшей в свое время министерское кресло, есть самый милый в истории мемуаров эпизод:
«Несколько месяцев назад я делала недельные покупки в Вэйтросе, и довольно красивая, довольно элегантная маленькая беловолосая леди натолкнулась на меня, а я натолкнулась на нее. После всего я объяснила: «Послушайте! Меня зовут баронесса Трампингтон, я слепая и не видела вас, я была в Блетчли». Небольшая беловолосая леди, которая была в розовом брючном костюме и с ниткой жемчуга, сказала: «Я княгиня Радзивилл и я работала на Бейкер Стрит». Я воскликнула: «Это просто шикарно!»
Я знала, чем Бейкер Стрит была в действительности: там был штаб секретных операций, где брифовались все агенты 007, до того как их отправляли во Францию во время войны.
– Мне 89, – сказала княгиня.
– Мне 90, – сказала я. И мы, две древние леди, которые никогда не встречались до этого, поздравили друг друга с нашими военными усилиями, со случайным стечением обстоятельств нашей встречи в Вэйтросе в Найтсбридже и с тем, что мы все еще живы».
Интересно, как биография Трампингтон отсвечивает в этом крошечном рассказе. Взять хотя бы упоминание разведки и боевого духа: в годы Второй мировой баронесса служила в разведслужбе и занималась криптографией, а офис шифровальщиков располагался в Блетчли.
