Парижский шлейф - [56]

Она аккуратно сняла с кровати кое-как брошенное покрывало и начала менять постель. С каждым прикосновением к роскошным простыням, которые едва уловимо пахли дорогими духами и вчерашней страстью, к гладкой добротной мебели, которая наблюдала за играми самопровозглашенной королевы и ее временного пажа, к дорогой кафельной плитке в шикарной ванной комнате воображение Насти все живописнее рисовало ей картину недавних событий. Настя представляла себе, как взрослая француженка – примерно возраста Элен – выбрала среди стриптизеров клуба понравившегося мальчишку и удалилась с ним в номер. И никто не спросил этого глупого жиголо, желает он свою новую хозяйку, хочет ли быть ее рабом. Ему пришлось исполнять все капризы, пришлось униженно ползать перед ней на коленях, целовать, прикрывая глаза от мнимого удовольствия, и старательно изображать огненную страсть. Настя так глубоко погрузилась в свои мысли, что, не контролируя себя, осторожно присела на краешек стула и уставилась на кровать. Там, словно на экране телевизора, разворачивались, одна за другой, невероятные и завораживающие сцены. Вот мадам приказывает ему раздеться, и он послушно стаскивает с себя полосатую майку, темно-синие брюки: сегодня он изображал на сцене морячка. Потом она заставляет его встать на колени и вылизать острые носки ее неприлично дорогих кожаных туфель. Он повинуется, играя удовольствие. А затем гостья достает из сумочки настоящую плетку и начинает осторожно – едва касаясь спины мальчишки смазанными ударами – стегать. Постепенно она распаляется не на шутку, кричит, называет его «подстилкой», старается достать кожаными хвостами плетки до самых чувствительных мест. Он не выдерживает, разражается жуткими стонами и… в ту же секунду начинает стариться прямо на глазах. На лицо набегают морщины, ноги и руки становятся дряблыми, кожа обвисает мешками, волосы седеют, и чуть ли не в пол упирается болезненно раздувшийся живот. И все это кажется естественным, словно разумеющимся само собой – только так и бывает, только в этом есть правда. В очередном безудержном крике недавний мальчик поворачивает к Насте свое лицо, и она узнает в этом жутком, перекошенном мучениями внезапном старике Сергея Сергеевича. Все в жизни становится на свои места. Месть вершится. Настя поднимает глаза на мадам и видит в помолодевшей вдруг француженке себя…

Она вскочила со стула как ошпаренная. Из отведенных ей полутора часов прошло уже тридцать минут, а она не успела сделать и четверти своей работы. Усилием воли Настя заставила себя забыть невероятные видения и взять в руки тряпку, но навязчивые мысли набегали то и дело, возвращаясь яркими вспышками. Подсознание оказалось сильнее ее самой: умом Настя понимала, что такие картины – следствие тяжелых душевных ран, что нужно во что бы то ни стало с ними бороться, но при этом они приносили такое удовольствие, что сопротивляться разыгравшемуся воображению не оставалось сил. Как бы то ни было, в этом состояла справедливость: женщина могла отомстить мужчине за свою боль, надругаться над ним в ответ. И это было хорошо, это было правильно. Вечный закон войны полов, по которому противники обязаны быть на равных.

На то, чтобы довести уборку в номере до конца, ушло еще два часа, зато нигде не было ни пылинки, ни волоска. Идеально. Настя подумала, что Жаклин на первый раз наверняка простит ей задержку во времени, а может быть, и не заметит – у нее и без Насти забот полон рот. Девушка быстро сложила грязное белье и хозяйственные принадлежности в тележку и вывезла ее из сияющего чистотой номера. Аккуратно придержала дверь, чтобы та не хлопнула и не побеспокоила кого-нибудь ненароком: вдруг в соседних номерах уже кто-то появился. Стараясь не шуметь, Настя быстро катила тележку впереди себя, двигаясь к служебному лифту. Она уже почти достигла цели, никем не замеченная, как вдруг дверь в одну из комнат распахнулась, чуть не соскочив с петель. И на Настю вылетел огромный парень в нелепом костюме из тигровой шкуры, повязанной вокруг бедер. Он истошно вопил на непонятном Насте языке и трясся всем телом, словно в эпилептическом припадке. Настя отпрянула, но он кинулся к ней, впился в тонкую руку своими первобытными лапами и, продолжая дрожать, что-то стал объяснять на смеси французского, английского и еще каких-то языков. Из всей этой испуганной невнятицы Настя поняла только несколько слов, произнесенных сначала на английском, а потом и на французском: «Спасите! Она умирает!»

Больше всего Настя боялась, что на крики этого сумасшедшего выбегут люди из соседних номеров, и тогда ей не поздоровится. Чудом удалось внушить пугалу в тигровой шкуре, чтобы он заткнулся и дал ей пару секунд. Она откатила тележку в конец коридора и, затолкав детину в номер, из которого он только что вывалился, юркнула туда вслед за ним, захлопнув за собой дверь.

Когда Настя обернулась, сперва убедившись в том, что дверь надежно закрыта, то увидела перед собой такое ужасное зрелище, что ей стало дурно: к горлу подкатила тошнота, перед глазами поплыли разноцветные круги. Настя схватилась за дверной косяк и заставила себя сохранять равновесие.