Парижские тайны. Жизнь артиста - [63]

– Вспомни, – говорил он, – о прическах при дворе Людовика XVI.

Мужчины редко решались ездить в таких повозках, в которых мог быть один или два водителя. Я же иногда использовал их для Мулука, сам при этом ехал рядом на своем велосипеде. Везти его на плечах, как я часто это делал, было очень утомительно. Это к тому же давало повод Сесиль Сорель утверждать, что я нашел еще один способ сделать себе рекламу.

В фильме «Красавица и чудовище» Жан Маре снялся в трех ролях: Авенана, принца и чудовища. Красавица – Жозетт Дей

Мулук пользовался большим успехом. Однажды в дверь позвонили. Я открыл. За дверью стояла очень красивая девушка.

– Что вы желаете, мадемуазель?

– Погладить Мулука.

Я позвал Мулука. Она погладила его и ушла, даже не взглянув на меня.

Я возил Мулука в метро, хотя собак в метро не пускали, но Мулук не был собакой. Когда мы подходили ко входу в метро, он становился на задние лапы, я заворачивал его в пальто и брал под мышку. В метро он сам прятался под сиденье, а я делал вид, что собака не моя.

Атмосфера в метро прелюбопытная! Вагоны всегда битком набиты. Вот стоит полная дама, всем своим видом выражающая возмущение поведением сидящих мужчин. Среди них три немца. Один встает и знаком предлагает ей занять его место, сказав при этом что-то по-немецки. У него очень любезный вид. В ответ полная дама дала ему пощечину. Лица пассажиров приобрели зеленоватый оттенок, под цвет немецких мундиров. Что будет с этой дамой? Два других немца присоединились к своему товарищу у двери, с нетерпением ожидая следующей станции. Они не вышли из вагона, они выскочили. Дама величественно села.

– Что произошло? – спросили у нее.

– Дело в том, что я понимаю по-немецки. Он мне сказал: «Клади сюда свой зад, старая корова».

Замечательно ехать последним поездом метро. Он так же переполнен, как и остальные. Кажется, он перевозит весь Париж. Все знают друг друга, обсуждают последний концерт, пьесу. Снаружи– затемнение, старосты кварталов, немецкие патрули, риск попасть в заложники в случае нарушения комендантского часа.

Воздушные тревоги все учащаются. Однажды ночью была жуткая бомбежка – целый ливень из бомб. Стекла дребезжат. Дома сотрясаются. Гремят пушки противовоздушной обороны. Я спал. Семья В. спустилась к нам вместе со своим младенцем (наша квартира похожа на подвал). Я проснулся от плача ребенка.

Одна девушка написала мне: «Знаете, что мы больше всего любим в школе? Воздушные тревоги, потому что мы спускаемся в убежище и говорим о вас».

Другой ночью после грома пушек зенитной батареи раздался ужасный шум: на Пале-Рояль на наш дом упал самолет. Как потом выяснилось, он упал на магазины Лувра. Это был американский самолет, сбитый снарядом. Он загорелся, его крыло упало над улицей Дофин, мотор – над улицей Сент-Оноре, пулемет – над крытым рынком. Мне позвонил мой друг Юбер де Сен-Сенош:

– Жанно! Самолет упал…

Я прервал его:

– Успокойся, раз ты слышишь мой голос, он упал не на нас, а на магазины Лувра.

В ответ долгое молчание… Я забыл, что он был владельцем этих магазинов.

Я дрожу за Мулука. Для розыска мин забирают собак. Их отлавливают на улицах, но иногда забирают и прямо у хозяев.

Однажды я шел пешком вниз по Елисейским полям, колонна немецких солдат шла за мной. Мне было не по себе. Возвратившись домой, я сказал Жану: «Немецкая армия преследовала меня на всем пути по Елисейским полям». На что он ответил: «Ты что, не мог идти до Берлина?» В другой раз уже он поднимался по Елисейским полям, а немецкая колонна под гром фанфар шла ему навстречу. В колоннах реяли немецкие и французские флаги. Жан застыл в оцепенении, глядя на ЛФВ (Лига французских волонтеров) среди немецких войск. Шесть типов, французов, одетых в гражданское, бросились избивать Жана дубинками с криками: «Эй, Кокто, ты что же не отдаешь честь французскому флагу?» Жан упал, обливаясь кровью. Один глаз был сильно поврежден. Подбежали прохожие, подняли его, отвели в ближайшую аптеку. Аптекарь спросил: «Что это с вами, господин Кокто?» На что тот ответил во французском духе: «Ячмень Дорио!»[25] Дорио был начальником ЛФВ.

Арестовали Тристана Бернара. В вагоне для скота, увозившем его в Дранси, он сказал: «Я жил в страхе, теперь буду жить в надежде». Когда впоследствии его привезли в больницу Ротшильда и спросили, что доставило бы ему наибольшее удовольствие, он ответил: «Кашне».

Еще одна бомбардировка: двадцать пять убитых в Коломб, сорок в Женвиллье. Огромные разрушения.

Как-то я встретил Луи Журдана и спросил его:

– Несколько месяцев назад ты мне говорил, что каждому из вас поручено найти двух человек. Я сказал, что хотел бы быть одним из этих двоих. С тех пор я больше о тебе не слышал.

– Я говорил о тебе, – ответил он, – мне сказали, что ты живешь с чересчур болтливым человеком.

Если он имел в виду Кокто, как я предполагаю, он ошибался. Жан умел хранить тайны. Доказательством тому служит история моей матери, которую он никогда не рассказывал. Жан считал легкомыслие преступлением. Он никогда не болтал попусту. Он скорее дал бы себя убить на месте, чем подвергнуть кого-то опасности. Меня задели слова Луи Журдана, но я не стал настаивать.