Парижские письма - [2]

Мне бы хотелось написать еще об одной пьесе, которая заслуживает не в пример больше внимания, чем обе предыдущие. Это "Дети Эдуарда" мсье Казимира Делавиня, один из лучших спектаклей, которые мне когда-либо посчастливилось видеть, но мне придется сделать это в другой раз, ибо письмо мое и без того уже получилось слишком длинным. Впрочем, я не удержался и набросал эскиз Лижье в роли Ричарда {* Рисунок был напечатан в "Национальном стандарте" вместе с письмом. К сожалению, мы не можем воспроизвести его здесь. - Изд.}, - мне кажется, что он затмил самого Кина, - который посылаю вам.

А кроме Лижье, в спектакле участвует восхитительная мадемуазель Марс, и эта очаровательная, грациозная, веселая "энженю", мадам Анаис Обер. Нашим актерам следовало бы побывать в Париже и ознакомиться со здешней превосходной театральной школой; даже Куперу такое знакомство пошло бы на пользу, а Диддиэра оно наверняка сделдло бы и умнее и лучше. Не достаточно ли уже о театрах, пожалуй, скажете вы; но, в сущности говоря, разве эта тема не столь же серьезна, как все остальные?

Париж, 13 июля.

Рисунок наверху {* Рисунок, изображающий Наполеона на Вандомской колонне, был помещен в "Национальном стандарте" перед этим письмом. - Изд.} изображает статую, которая вскоре украсит собой колонну на Вандомской площади. Как всем известно, это должно произойти 29-го числа сего месяца, однако его величество король французский, питая отвращение ко всевозможным бунтам и расходам, распорядился воздвигнуть ее тайно и в ночную пору, дабы избежать излишней гласности и нежелательных эксцессов, могущих при том произойти.

Статуя перелита из бронзовой или медной австрийской пушки (как видите, некоторые трофеи Наполеона французам все же посчастливилось сохранить) и изображает маленького капрала в военном облачении. До 1814 года на колонне возвышалось изображение императора Наполеона в мантии и со скипетром; на постаменте же было начертано следующее звучное посвящение:

Neapolio Imp. Aug.

Monumentum Belli Germanici

anno MDCCCV

Trimestre spatio profligati

ex aere capto

Glorie exercitus maximi dicayit {*}

{* Наполеон, император Август, воздвигнул этот памятник германской войны, завершенной в трехмесячный срок в 1805 году, отлитый из завоеванной меди, во славу великой армии (лат.).}

В 1814 году надпись замазали, а статую сбросили с колонны, водрузив вместо нее грязный белый флаг, казавшийся весьма недостойным завершением длинного перечня побед, выдолбленного на колонне и обвивающего ее сверху донизу. Ведь не для того же, чтобы вернуть на место вышереченный белый флаг, было дано столько сражений и одержано столько побед.

Однако же на будущей неделе Наполеон вторично взберется на колонну. По этому поводу ему, разумеется, следует сказать небольшую речь, которая прозвучит примерно так.

Поднеся к глазам тяжелую (бронзовую) подзорную трубу и обведя тяжелым взглядом толпы слушателей, император начинает:

"Уважаемые дамы и господа!

(Бурные аплодисменты.)

Не имея привычки к публичным, выступлениям и будучи обуреваем сейчас всем вам понятными чувствами, которые задевают самые сокровенные струны моей души, я, к сожалению, не смогу блеснуть красноречием, достойным такого события и такой аудитории.

Дамы и господа! Это счастливейший миг в моей жизни!

(Рукоплескания и крики "браво".)

Я приношу вам благодарность за то, что вы предоставили мне столь возвышенное, удобное и безопасное место. Отсюда виден мне почти весь город: пустые храмы, переполненные тюрьмы, битком набитые игорные дома. И, созерцая все это, и вас, господа, как не гордиться мне тем, что я француз.

(Бурные рукоплескания.)

Трехцветный флаг развевается над Тюильри, точь-в-точь, как в мои времена. Французам радостно, наверное, вновь увидеть свое славное знамя на месте старого белого флага, изгнанного на веки вечные. И хотя, говоря по совести, я не усматриваю никаких иных преимуществ, исторгнутых вами в борьбе со свергнутой династией, вам, разумеется, виднее.

Толстяк с зонтиком {* Неуважительный личный выпад Наполеона против короля Луи-Филиппа, чья дородная фигура и зонтик были изображены месяца два назад в нашей газете.}, прогуливающийся по парку Тюильри, по всей очевидности, новый хозяин. Могу ли я узнать, за что он так возвышен вами? За собственные ли заслуги или за отцовские?

(Крики и беспорядочная свалка в толпе. Полицейские начинают сотнями empoigner {Хватать (франц.).} присутствующих.)

Продолжайте в том же духе! - восклицает изваяние, великий дока по части экспромтов. - В том же духе, счастливцы французы! Вы боролись, вы сражались, вы побеждали - для кого? Ну, разумеется, для толстяка с зонтиком.

Нет нужды объяснять, каковы были бы мои намерения и цели, если бы мне посчастливилось остаться среди вас. В свое время вы отнеслись к ним благосклонно. Зато остальная часть Европы придерживалась иного мнения и выразила его столь настойчиво, что из одной лишь вежливости нам пришлось уступить.

Признаюсь, я был несколько своенравен и деспотичен. Но не таков ли и наш тучный друг из Тюильри? Так что же лучше: благоговеть перед героем или покориться ростовщику? Быть сраженным мечом или сбитым с ног зонтиком?