Парижские мальчики в сталинской Москве - [31]
>211
Дмитрий Сеземан упоминал о “крохотной парижской, а вернее – пригородной”>212 квартире, где прошло его детство. Квартиры Эфронов были вряд ли просторнее. Быт самый скромный: “Две кровати у стены, изголовье к изголовью. На бесцветных стенах ни одной картины, ни одной фотографии. Неряшливый деревянный стол, неубранная посуда. Табачный дым. И в нем тусклая электрическая лампочка”>213, – описывал квартиру Цветаевой и Эфрона искусствовед Николай Еленев.
“Марина Ивановна жила в очень шумном и грязном доме. Я с трудом нашел ее комнату. Весь пол был уставлен посудой и завален книгами. Я споткнулся о кофейную мельницу”>214, – вспоминал одну из последних (1938 год) квартир Цветаевой филолог Юрий Иваск.
Саломея Андроникова-Гальперн писала, будто в доме Эфронов “грязь была ужасная, вонь и повсюду окурки. Среди комнаты стоял громадный мусорный ящик”.>215 Мария Булгакова, дочь о. Сергия Булгакова и жена Константина Родзевича, также пишет об огромном помойном ведре (poubelle) в центре комнаты Цветаевой.>216 Даже в середине тридцатых, когда материальное положение семьи должно было заметно улучшиться, Цветаева, Эфрон, Аля и Мур жили, по словам Вадима Андреева, “в большом доме с полуобвалившимися лестницами, выбитыми окнами, таинственными закоулками, в доме, который мог бы символизировать нищету рабочего пригорода”. Вера Андреева, дочь писателя Леонида Андреева, вспоминала: “Квартирка у Марины Ивановны была, без преувеличения, нищенской. Деревянная мрачная лестница, какие-то две темные комнатушки, темная кухня со скошенным потолком в чаду арахисового масла, на котором всегда что-то жарилось”.>217
Не станем, однако, слепо доверять источнику. Вера Леонидовна писала свои воспоминания в Советском Союзе. Советский читатель привык к тому, что жизнь русских эмигрантов непременно тяжела, а эмиграция – вообще большая ошибка, которую лучше всего исправить. Редко кто из читателей Веры Леонидовны мог своими глазами увидеть Париж, а тем более его нетуристские пригороды, посмотреть на каминные трубы каменных трехэтажных домов, на их высокие, “от потолка до потолка” французские окна с чугунными решетками внизу, на “провисающие провода между крышами”>218, которые сохранились и до наших дней. Там, в Кламаре, жил философ Николай Бердяев, друг семьи Клепининых. Ходил за покупками “со старой обтрепанной сумкой, где мирно погромыхивали бутылки с молоком и вином”.>219
Так ли дурна двухкомнатная квартира с кухней, пусть даже темной и маленькой? Если это нищета, то что же тогда комнатка в подмосковном Голицыно? И не комната даже, а часть избы, отгороженная ширмой.
Кто не знает, кто не цитирует классическую фразу булгаковского героя о москвичах: “Квартирный вопрос только испортил их”. А кого бы он не испортил? За двадцать послереволюционных лет население Москвы увеличилось в четыре раза – от миллиона с небольшим в 1920-м до четырех миллионов с лишним в 1939-м. Причем в основном за счет приезжих. Так называемая сталинская модернизация буквально выталкивала людей в большие города. Только за четыре года, с 1931-го по 1935-й, население Москвы выросло на целый миллион. Крестьяне бежали от коллективизации в большой город, и город их принимал, ведь новым заводам нужны были рабочие руки. Сначала новоиспеченных горожан просто заселяли в старые дома, уплотняя и уплотняя прежних квартиросъемщиков и бывших хозяев, что привыкли к дореволюционному комфорту. Но вскоре начали роптать даже нетребовательные рабочие. Инфраструктура не была приспособлена к такому количеству жильцов. Не хватало школ, детских садов, даже мест в трамваях давно не хватало. Городской водопровод не справлялся с колоссальными нагрузками: “Дошло до того, что на третьи и четвертые этажи домов вода не поступала”>220, – вспоминал Лазарь Каганович.
Московские газеты почти каждый день рассказывали о строительстве всё новых и новых домов для трудящихся. Вот 80-квартирный дом на Ленинградском шоссе. Массивный, с угловой башней. Вот новые дома на Большой Калужской улице, благоустроенные и нарядные. На противоположной стороне улицы воздвигли дом для сотрудников Академии наук, спроектированный самим Алексеем Щусевым. Теперь это Ленинский проспект, здания до сих пор стоят, и квартиры там стоят очень дорого.
Строительством новых домов занимались не только Моссовет и московский горком. Строилось много ведомственного жилья. Заводы, тресты и главки возводили дома для своих сотрудников. На рубеже двадцатых и тридцатых построили дом общества “Динамо” – массивное Г-образное здание с высокой башней на пересечении Большой Лубянки с Фуркасовским переулком. Дом предназначался не столько для спортсменов, сколько для сотрудников ОГПУ. Там же разместили универмаг и клуб ОГПУ. Эта громадина и сегодня производит впечатление на туриста, что заблудился между Кузнецким Мостом и Большой Лубянкой. Дом для работников автомобильного завода имени Сталина на Велозаводской улице – не такой впечатляющий, но вполне добротный.
Так что нельзя сказать, что строили в Москве медленно. Тем более не скажем, будто строили плохо. Но сдавали дома, случалось, с недоделками. Шли навстречу жильцам, которые переезжали в сталинки из подвалов, из бараков, из перенаселенных коммуналок. Один корпус достроен и заселен, другой еще только возводят. Лилианна Лунгина вспоминала, что в их новом семиэтажном доме на Каляевской, 5 первое время не было ни лифта, ни лестниц. Жильцы поднимались по специальным настилам, “по доскам, висящим над пропастью”, как пишет Лунгина. Тем более не успели подключить газ и воду. Жильцы спускались во двор, брали воду из колонки и несли ее в ведрах по тем же настилам на пятый, шестой, седьмой этажи. Только через два с половиной года дом достроят. На выступах верхнего этажа поставят статуи рабочих и колхозниц, на стенах сделают барельефы, изображающие спортсменок, шахтеров, красноармейцев.
Сергей Беляков – историк и литературовед, специалист по биографии и научному наследию Льва Николаевича Гумилева. Около двадцати лет занимается изучением созданной ученым пассионарной теории этногенеза.Сын Анны Ахматовой и Николая Гумилева, узник Норильска и Камышлага, переживший четыре ареста и два лагерных срока, солдат Великой Отечественной, участник штурма Берлина, Лев Николаевич Гумилев – историк с уникальной судьбой и странной, полной тайн и загадок личной жизнью. Гумилев писал в основном о Древнем мире и Средних веках, но созданная им теория лучше других объясняет сегодняшний день и позволяет прогнозировать будущее России и Европы, Китая и мусульманского мира.
Сергей Беляков — историк и литературовед, лауреат премии Большая книга и финалист премии Национальный бестселлер, автор книг «Гумилев сын Гумилева» и «Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя». Весной народов назвали европейскую революцию 1848–1849 гг., но в империи Габсбургов она потерпела поражение. Подлинной Весной народов стала победоносная революция в России. На руинах империи появились национальные государства финнов, поляков, эстонцев, грузин. Украинцы создали даже несколько государств — народную республику, Украинскую державу, советскую Украину… Будущий режиссер Довженко вместе с товарищами-петлюровцами штурмовал восставший завод «Арсенал», на помощь повстанцам спешил русский офицер Михаил Муравьев, чье имя на Украине стало символом зла, украинские социалисты и русские аристократы радостно встречали немецких оккупантов, русский генерал Скоропадский строил украинскую государственность, а русский ученый Вернадский создавал украинскую Академию наук…
Сергей Беляков – историк, литературовед, автор биографии-бестселлера «Гумилев сын Гумилева» (премия «БОЛЬШАЯ КНИГА»).Соединяя дотошность историка с талантом рассказчика, в новой книге «Тень Мазепы» он совершает, казалось бы, невозможное: фундаментальное исследование, основанное на множестве источников, оказывается увлекательнее романа. Здесь гетманы вершат судьбы Войска Запорожского и слышна козацкая речь, здесь оживает в ярких запахах, звуках, красках волшебный мир малороссийской деревни, здесь биографии великих писателей и поэтов – даже Шевченко и Гоголя – лишь часть общей биографии и судьбы… Здесь рождается нация.«Я хотел доказать, что история национализма – это не сборник скучных “идейных” текстов, не история политических партий или движений, не эволюция политических программ.
Итоги исследовательской работы Белякова как историка культуры — главы из его жизнеописания Льва Гумилева, посвященные Гумилеву-юноше в Ленинграде, его взаимоотношениям с матерью и с ее литературным окружением, с однокурсниками (сложным отношениям), а также — работе Гумилева в экспедициях. Главы эти интересны еще и достаточно объемно прописанным образом тридцатых — автор воссоздает картину повседневного быта, описывает идеологический и социо-психологический климат эпохи, стиль отношений в среде творческой интеллигенции; среди персонажей — Ахматова, Пунин, Мандельштам, Эмма Герштейн и многие другие; образы этих людей, ставших уже персонажами историческими, и, соответственно, уже имеющими свою литературную и историческую мифологию, у Белякова как правило не соответствуют клише, утвердившимся в массовом сознании, и в первую очередь это касается фигуры самого Льва Гумилева, личности сложной и достаточно противоречивой.Полностью книга выходит в 2012 году в издательстве «АСТ».
Сборник критических статей Сергея Белякова.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
`Вся моя проза – автобиографическая`, – писала Цветаева. И еще: `Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком`. Написанное М.Цветаевой в прозе отмечено печатью лирического переживания большого поэта.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Ольга Андреева-Карлайл (р. 1930) – художница, журналистка, переводчица. Внучка писателя Леонида Андреева, дочь Вадима Андреева и племянница автора мистического сочинения “Роза мира” философа Даниила Андреева. 1 сентября 1939 года. Девятилетняя Оля с матерью и маленьким братом приезжает отдохнуть на остров Олерон, недалеко от атлантического побережья Франции. В деревне Сен-Дени на севере Олерона Андреевы проведут пять лет. Они переживут поражение Франции и приход немцев, будут читать наизусть русские стихи при свете масляной лампы и устраивать маскарады.
Мемуары Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» читают и перечитывают уже несколько десятилетий, однако загадки и тайны до сих пор не раскрыты. Олег Лекманов – филолог, профессор Высшей школы экономики, написавший книги об Осипе Мандельштаме, Сергее Есенине и Венедикте Ерофееве, – изучил известный текст, разложив его на множество составляющих. «Путеводитель по книге «На берегах Невы» – это диалог автора и исследователя. «Мне всегда хотелось узнать, где у Одоевцевой правда, где беллетристика, где ошибки памяти или сознательные преувеличения» (Дмитрий Быков).В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
«Холодная весна. Годы изгнаний: 1907–1921» — книга воспоминаний Ольги Черновой-Андреевой, дочери лидера партии эсеров Виктора Чернова и жены писателя Вадима Андреева. Детство она провела в жаркой Италии; в доме ее семьи находили приют известные народовольцы и эсеры: Герман Лопатин, Вера Фигнер, Евно Азеф и другие. Юность — в голодной и холодной России после Февральской революции. Подробно описывая скитания по стране, неоднократные аресты, допросы в ВЧК и заключение на Лубянке, Ольга Чернова-Андреева воссоздает выразительный портрет послереволюционной России.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Нина Берберова, одна из самых известных писательниц и мемуаристок первой волны эмиграции, в 1950-х пишет беллетризованную биографию Петра Ильича Чайковского. Она не умалчивает о потаенной жизни композитора, но сохраняет такт и верность фактам. Берберова создает портрет живого человека, портрет без ласки. Вечная чужестранка, она рассказывает о русском композиторе так, будто никогда не покидала России…