Париж — всегда хорошая идея - [58]

Роберту скоро стало как-то неуютно, и он становился все молчаливее. Все эти открытия и вызванные ими вопросы утомили его до изнеможения. Куда проще было бы обвинить стареющего и несколько нагловатого французского писателя в плагиате. Но потом Розали нашла у Марше рукопись и старую пишущую машинку, и все стало уже совсем не просто. С тех пор как выяснилось, что историю про синего тигра придумала не его мать для него, а что эта сказка — как можно было предположить — была подарена ей, причем, надо же, каким-то французом, о котором она никогда не упоминала (по крайней мере, не упоминала в разговорах с Робертом), он уже почувствовал некоторое беспокойство. Но не строил никаких конкретных предположений, а если говорить честно, то и не хотел их строить.

В конце концов, речь шла о его матери и о его чувствах, и, что бы ни крылось за этой историей, его это затрагивает сильнее, чем безудержно фантазирующую женщину, сидящую за рулем, чьи слова его одновременно злили и смущали.

Наконец Роберт не выдержал.

— Ваши соображения, Розали, конечно, очень интересны, но они не продвинули нас ни на шаг вперед. Пора бы нам поговорить с самим Максом Марше, — жестко оборвал он ее речь, — не скончается же он на месте, если мы зададим ему парочку вопросов.

— Ладно, больше не буду! Простите меня, что я пыталась вам помочь, — ответила Розали. — Все в порядке, я помолчу.

Она обиженно умолкла, хотя он тотчас же заверил ее, что не хотел обидеть, и тогда в тесной коробке автомобиля воцарилось молчание.

Когда она высадила его перед отелем, он больше не решился к ней прикоснуться. Они попрощались коротким кивком, и Розали пообещала позвонить, как только Макс Марше достаточно оправится, чтобы ответить на его вопросы.

— Надо хотя бы дождаться, когда он вернется домой из больницы, — сказала она, и Роберт в душе только вздохнул. — Тогда мы сможем вместе его навестить. Мне кажется, так будет проще, правда? — При этих словах она посмотрела на него и робко улыбнулась.

— Если только не придется опять лежать нам обоим под пыльной кроватью, я согласен на все, — сказал он в неудачной попытке сострить.

В этот момент он готов был сам себе влепить оплеуху за свое дурацкое высказывание.

Розали замкнулась, как устрица, закрыв створки. А чего он хотел! Огорченный, он посмотрел на ее побледневшее лицо, не отражавшее никаких чувств.

— Ну что ж… Мне пора, — произнесла она наконец с какой-то странной улыбкой, делая вид, что поправляет ремень безопасности. — Рене уже заждался меня.

Рене! Этот удар попал в цель.

Роберт сердито пнул ногой камешек, и тот упал в одну из никогда не просыхающих парижских водосточных канав. Он вообще как-то забыл, что у Розали есть друг — этот телохранитель, всегда с удовольствием готовый пустить в ход кулаки, защищая ее. Роберт криво улыбнулся, вспомнив свою первую и, надо надеяться, единственную встречу с французским богатырем, который однажды уже хотел его поколотить за то, что он якобы грубо приставал к его девушке. Вроде бы тренер по фитнесу. («Он специалист по спорту с высшим образованием и преподаватель йоги, — серьезно объясняла ему в „Марли“ Розали. — Однажды он даже работал персональным тренером у одной знаменитой французской актрисы».) «Ну и что! Допустим, что благодаря своему внушительному росту и бархатистым карим глазам он, конечно, пользуется успехом у женщин. Ладно, пускай он недурен собой. Но чем еще он может поразить воображение?» — с вызовом подумал Роберт. Он не мог, да и не хотел себе представить, что связывает Розали с прагматичным Рене: родства душ тут явно не было и в помине. Во всяком случае, это же ясно как день, что эти двое не подходят друг другу.

Затем он почему-то подумал о Рейчел.

Рассудительная, деловитая, энергичная, одетая с иголочки, красавица Рейчел! Это она ему позвонила, когда они с Розали лежали на полу, забившись под кровать. В самый неподходящий момент. Она не оставила ему сообщения, и это показывало, что она рассердилась всерьез. «Позвоню ей поближе к вечеру, — решил Роберт, — когда в Нью-Йорке будет почти полдень».

Когда он объяснит ей про рукопись и расскажет, как он без ведома хозяина проник в чужой дом, чтобы узнать тайну, которая касается лично его, она, конечно же, простит ему, что он отключил телефон, зная, что звонит она. О том, что он лежал тогда под кроватью с Розали Лоран, лучше, пожалуй, не рассказывать. И о поцелуе тоже лучше не упоминать. В этом деле и без того все достаточно сложно.

Он ускорил шаг и вышел на набережную Орсэ. Встав в очередь перед музеем и терпеливо, шаг за шагом продвигаясь ко входу, он снова представил себе смеющуюся Розали, как она, словно шекспировская Титания, стоит под деревом. Он попытался прогнать эту картину и подумать о чем-нибудь другом, но не смог отмахнуться от вопроса, видал ли он когда-нибудь, чтобы Рейчел так заливалась смехом, как эта эмоциональная, вечно противоречащая ему, своевольная и — да, этого нельзя не признать! — необыкновенно обаятельная особа, с которой его, собственно говоря, ничего не связывало, кроме сказки о синем тигре.

Много это или мало? Или может быть, это и заключает в себе все? «Как счастие неровно в этом мире!»