Париж в любви - [57]

* * *

У Анны сегодня был последний день в школе, и я пойду домой по улице Инвалидов, через мост Александра III, попрощаюсь со смеющимся морским мальчиком и мистером Черчиллем — по крайней мере, начну прощаться. А еще прогуляюсь по красивому парку у площади Согласия…. В моей памяти накопилось много этих сладостных «в последний раз»: в последний раз обнимала мою маму, в последний раз вытирала Луку после ванны (теперь он выше меня ростом), в последний раз читала вслух «Доброй ночи, луна»… Я все еще читаю вслух Анне, потому что мысль о последней книге невыносима.

* * *

Последний сбор в школе, на котором присутствовали все родители, был душераздирающим событием. Сильно разнервничавшись, Анна застряла на середине истории, которую декламировала, и разрыдалась. Тут же подскочила Домитилла и обняла ее, и, как будто слезы заразительны, безутешно расплакалась сама, потому что Анна покидает Париж. Как все изменилось с прошлой осени, когда Домитилла была Враг Номер Один!

* * *

Вчера вечером вполквартала от нас устроили уличную вечеринку, причем оркестр играл американские хиты семидесятых и восьмидесятых. Мы открыли окна в спальне, чтобы наслаждаться бесплатным концертом. Одна песня в их исполнении, с сильным французским акцентом, навсегда останется в моей памяти: «Играй эту странную музыку, белый мальчик. Вью-хью-ю-ю!» Мы рыдали от смеха. Вдруг Лука ворвался к нам в комнату с криком: «Послушайте! Теперь они пытаются спеть песню „Белых полос“![99]»

* * *

Вчера вечером мы были на званом обеде у Вивианы. Трапеза началась с ее интерпретации закуски, которую она недавно ела в ресторане с тремя мишленовскими звездами, и закончилась тортом, купленным в «лучшей кондитерской Парижа» — «Далоё» на бульваре Бомарше. Он был трехслойный: малиновый мусс, тонкий лимонный слой и фисташковый бисквит. Сверху торт был затейливо украшен ягодами. На следующий день мы помчались в эту кондитерскую, купили такой же торт и принесли домой, где прикончили за один присест.

* * *

Единственное, что омрачило мое счастье в Париже, — это мои волосы. То был действительно Год Ужасных Волос. Сначала меня выкрасили в золотистый цвет, потом юная леди сделала платиновой блондинкой. Следующий парикмахер придал моим волосам кричащий ярко-рыжий оттенок. Теперь краска сошла, но корни все еще морковного цвета. В ходе отчаянных поисков в Интернете я обнаружила англоязычный салон, «СтайлПикси». Их сайт объявляет: «Если у вас срочные проблемы с волосами, пожалуйста, звоните в наш салон». Я позвонила в этот салон.

* * *

«Карнавале» — музей истории города Парижа, а это значит, что абсолютно все плюс кухонная раковина размещено примерно в ста залах. В основном это подлинные исторические комнаты, которые перенесли сюда и восстановили: голубой салон Людовика XVI, гостиная Марии-Антуанетты, спальня Марселя Пруста. Если предоставить мне выбор, я предпочту глазеть на спальни знаменитых людей, а не созерцать великое искусство (очевидно, это свидетельствует о неглубоком уме).

* * *

Ура! Прощальный обед Флорана в школе затянулся на всю ночь… Они ели, пили, курили, веселились. В конце он и Полин покинули ресторан и пошли гулять по городу. Они шли от Бастилии по улице Фобур-Сен-Антуан, потом свернули на бульвар Вольтера, оживленно беседуя, и гуляли до рассвета. Наконец, когда взошло солнце и Сена порозовела под его лучами, Полин взглянула на Флорана и сказала: «Ты сравнил меня с лимонным тортом, который не можешь съесть». Она открыла сумочку, на дне которой лежал чудесный маленький лимонный торт.

Кусочек парижского лета

Сегодня утром я проводила семью в Италию: следующие две недели Алессандро проведет там, пока дети будут в спортивном лагере. Я остаюсь в Париже писать, писать, писать. Когда я вошла в опустевшую квартиру, мне пришло в голову, что я никогда еще не оставалась одна — обычно это я уезжала. Тишина разбухала в квартире, пока не начала барабанить по моим ушам. Но сейчас дождь струится по оконному стеклу, и скоро я возьму свой зонтик в горошек и пойду гулять по улицам города. Когда тишину нарушает шум дождя, она становится дружелюбной.

* * *

Салон «Стайл Пикси» был послан в ответ на мои молитвы. С той самой минуты, как я вошла и заметила кипу дамских журналов, я почувствовала себя счастливой. А после того, как Виктория, владелица салона, оценив катастрофическую ситуацию с моей головой, осторожно попробовала два-три разных оттенка, чтобы заглушить оранжевый и замаскировать платиновый, я почувствовала себя на седьмом небе.

* * *

Бездомный исчез. Он сложил свою палатку и ушел ночью. Надеюсь, он подыскал себе какое-нибудь зеленое место: мне приятно было бы думать, как он медитирует на травке, а не на бетоне. Я постояла на том месте, где была его палатка, и увидела, что он поместил ее над вентиляционным отверстием, откуда мощной струей шел горячий воздух. Неудивительно, что он чувствовал себя так комфортно даже в разгар зимы.

* * *

Я пишу книгу о маленьких театрах Лондона во времена Шекспира и случайно наткнулась на замечательное примечание: в 1555 году один весьма влиятельный человек по имени Томас Кавэрден, которому принадлежала основная часть фешенебельного лондонского района Блэкфрайерз, составил договор об аренде с некой Элизабет Фостер. Согласно этому договору ей предоставлялось жилье «пожизненно за годовую ренту в 3 благоуханных Цветка». Замечу в порядке сравнения, что другие люди платили свыше тридцати фунтов в год — огромная сумма по тем временам. Автор любовных романов во мне находит этот договор интригующим и милым.