Париж слезам не верит - [91]
– Красиво, – оценил Карл Васильевич. – Но политическое убийство – не мой метод. За этим прошу покорно к господину Каподистрии и его разбойникам. Освобождение принцессы из лап злобного Карлика – лишь цена вашего приезда сюда. Я же спрашиваю о большем.
Закревский задумался. Ему доставляло истинное удовольствие держать паузу, наблюдая, как Нессельроде выжидающе смотрит на него.
– Меня не слишком интересуют деньги, – протянул генерал. – Во всяком случае, из ваших рук. Я предпочел бы кое-какую информацию. И чем откровеннее вы мне ответите, тем с большим основанием сможете положиться на мое слово.
Нессельроде насторожился.
– Сведенья сведеньям рознь. Есть такие, которые я ни при каких условиях не смогу…
– Оккупационный корпус, – отрезал Закревский. – Его решено вывести раньше срока? Почему?
– На кону стоит вхождение Франции в Священный союз.
– А зачем понадобились слухи о ненадежности войск? Об упущениях дисциплины? О якобинском духе?
– Разве всего этого нет? – прищурился Карл Васильевич. – Дело вновь в общественном мнении. Публике лестно тешить самолюбие мыслью о победе. Если государь решит выводить корпус на два года раньше срока, в этом увидят ущерб нашим интересам. Если же при дворе, в Военном ведомстве и в свете укрепится мнение, будто корпус ненадежен, будто он разлагается под влиянием красивой жизни и вредных идей, его вывод произойдет под благовидным предлогом, и его величество останется незапятнан. Мне искренне жаль вашего друга Воронцова. Но ничего нельзя поделать. Такова воля свыше.
Нессельроде возвел очи горе и потыкал пальцем в потолок, как если бы Александр Павлович занимал у него мансарду.
– Значит, корпус будет принесен в жертву общественному мнению, которое вы сами же и создаете? – уточнил Закревский.
– Именно! – Карл Васильевич пришел в восторг от его догадливости.
– И куда, с позволения спросить, честному человеку податься? – ядовито осведомился генерал.
– А где вы видели честных людей? – парировал статс-секретарь. – Кто нынче честен? Ваша приятельница Толстая? Вы, который забрались в мои дипломатические документы? Ваш начальник, соблазнявший юную девушку при больной-то жене? Или Воронцов, встречающий каждое приказание из Петербурга остротами в адрес императора?
Генерал не ответил. Он сознавал справедливость упреков Нессельроде и вместе с тем всей душой противился тому, чтобы считать себя одного с ним поля ягодой.
– Арсений Андреевич, – взмолился Карлик. – Ведь мы договорились? А? Отпустите душу на покаяние.
– У вас есть душа? – Закревский поднял бровь.
Хозяин дома сухо рассмеялся.
– Некий суррогат, ваше высокопревосходительство. Некий суррогат.
– В таком случае я хотел бы забрать Аграфену Федоровну и откланяться.
– Сию секунду, – Нессельроде поднял со стола колокольчик и позвонил. – Ее сиятельство рассматривает мои орхидеи. Очень капризный, знаете ли, цветок. Растет во влажной духоте. Требует постоянного тепла и ухода… Совсем как наша знакомая.
Не дождавшись слуг, статс-секретарь сам отправился за мадемуазель Толстой и через несколько минут привел ее, вручив огромный букет ярко-белых в малиновую крапинку орхидей.
– Надеюсь, пребывание в моем доме не оставило у вас дурных воспоминаний?
– Нет, – огрызнулась Груша, стараясь оттолкнуть от себя букет. – Только тот способ, которым ваши лакеи затолкали меня в карету на Невском, когда я смотрела на акробатов.
– Прискорбно, дитя мое, – не смутился Карлик. – Высокородной даме не стоит смешиваться с уличной толпой. Вперед будьте осмотрительны. Как говорят: береги платье с нову.
Арсений постарался как можно скорее увести Толстую. Рассыпаясь в любезностях, Нессельроде проводил их до самой кареты и все-таки впихнул цветы.
– Прощайте, несравненная. Я буду вечно помнить день, когда ваша божественная ножка касалась ступеней моего дома.
– Аминь. – Закревский захлопнул дверцу экипажа, крикнул: «Трогай!» и поднял глаза на Аграфену. Та сидела напротив него ни жива ни мертва.
– Сударыня, я…
Грушу качнуло вперед, и она повисла у него на шее.
– Вы все-таки приехали! Я думала после всего… вы не захотите! Сеня, простите, что я вам наговорила. Я скверная. Пожалуйста, не надо меня судить. Мне самой плохо.
– Да я знаю. – Он с усилием оторвал Аграфену от себя. – Неужели вы думаете, что я возился бы с вами, если бы вы для меня ничего не значили?
Толстая просияла.
– Я знала! Знала! Вы славный! Вы гораздо лучше всех!
Генерал поднял руку, стараясь защититься от бури ее восторгов.
– Аграфена Федоровна, умоляю. Мне сейчас не слишком…
Мадемуазель Толстая замерла.
– Голова? – На ее лице отразился такой безграничный ужас, что Арсений, как бы худо ему ни было, не мог не рассмеяться.
Хотя если рассудить здраво – не до смеха. Мигрень началась еще в кабинете Нессельроде. Не столько от запаха кофе, к которому собеседники даже не притронулись, сколько от сложности политической конструкции, построенной статс-секретарем на глазах у изумленного генерала. Закревский не был человеком наивным. Послужишь по штабам – всякого насмотришься. Но сейчас вонь привычных армейских грехов была перебита густым наваром дипломатического дерьма. Словом, от услышанного у генерала сделались мигрени. И с каждой секундой жар в голове расплывался все шире. Адская боль сплющивала лоб, ударяла в затылок, сверлила виски.
Среди правителей России императрица Екатерина II, или Екатерина Великая (1729–1796), занимает особое место. Немка по происхождению, не имевшая никаких династических прав на русский престол, она захватила его в результате переворота и в течение тридцати четырех лет самодержавно и твердо управляла огромной империей. Время ее правления называют «золотым веком» русского дворянства. Две победоносные войны с Турцией и одна со Швецией, присоединение Крыма и освоение Новороссии, разделы Польши, в результате которых православные украинские земли вошли в состав Российского государства, — все это тоже блестящие достижения «золотого века» Екатерины.
Его называли гением и узурпатором, блестящим администратором и обманщиком, создателем «потемкинских деревень». Екатерина II писала о нем как о «настоящем дворянине», «великом человеке», не выполнившем и половину задуманного. Первая отечественная научная биография светлейшего князя Потемкина-Таврического, тайного мужа императрицы, создана на основе многолетних архивных разысканий автора. От аналогов ее отличают глубокое раскрытие эпохи, ориентация на документ, а не на исторические анекдоты, яркий стиль.
Сборник «Огненный рубеж» посвящен событиям Великого Стояния на Угре 1480 года. В книгу вошли историко-мистические, историко-приключенческие, просто исторические повести и рассказы. Тихая река Угра – не только рубеж обороны, где решалась судьба юной России. Это еще и мистический рубеж, место, где силы зла оказывают страшное давление и на полки, и на души людей. Древнее зло оживает в душах, но с ним можно справиться, потому что на всякую силу найдется сила еще большая.
Книга известного историка и писателя Ольги Елисеевой рассказывает о молодых годах Екатерины — будущей «владычицы полумира». Еще в 14 лет она составила свой план: «нравиться супругу, императрице Елизавете и народу» — и ничего не забыла, чтобы достигнуть в этом успеха. Какие средства использовала юная супруга наследника для осуществления своих амбициозных планов? Искренне ли желала она наделить своих поданных «счастьем, свободой и собственностью»? Как республиканка «в душе» стала одним из самых могущественных самодержцев? Чтобы заглянуть в тайники души Екатерины Великой, автор обращается к ее воспоминаниям…
Наши современники хорошо усвоили со школьной скамьи, что Бенкендорф был для Пушкина «злой мачехой», нерадивой нянькой. Зададимся вопросом: а кем Пушкин был для Бенкендорфа? Скрещение биографии Бенкендорфа с биографией Пушкина — удобный случай рассказать о шефе жандармов больше, чем принято. И не только о нем. За плечами Александра Христофоровича вырастает целый мир, встают события и люди, которые как будто не играют в жизни поэта особой роли или значатся «недругами». Читателю полезно узнать, что коловращение вокруг поэта было далеко не единственным и даже не центральным в тогдашней русской вселенной.
1. Ольга Елисеева против Эдварда Радзинского.2. Дмитрий Олейников против Мурада Аджи.3. Дмитрий Володихии против Анатолия Фоменко.Эта книга может быть названа «язвокорчевательной». Если авторам удалось выкорчевать несколько язв на многострадальном, уже почти при смерти находящемся теле отечественной истории, они считают свою задачу выполненной.Автор сканирования и проверки текста:Иван Сергеевич Юрьев.
Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.
Одно из самых известных произведений классика английской литературы Роберта Л. Стивенсона.
Выдающийся бельгийский писатель Жан Рэй (настоящее имя — Раймон Жан Мари де Кремер) (1887–1964) писал на французском и на нидерландском, используя, помимо основного, еще несколько псевдонимов. Как Жан Рэй он стал известен в качестве автора множества мистических и фантастических романов и новелл, как Гарри Диксон — в качестве автора чисто детективного жанра; наконец, именем «Джон Фландерс» он подписывал романтические, полные приключений романы и рассказы о море. Исследователи творчества Жана Рэя отмечают что мир моря занимает значительное место среди его главных тем: «У него за горизонтом всегда находится какой-нибудь странный остров, туманный порт или моряки, стремящиеся забыть связанное с ними волшебство в заполненных табачным дымом кабаках».
Однажды утром древлянский парень Берест обнаружил на свежей могиле киевского князя Игоря десятки тел – то княгиня Ольга начала мстить убийцам мужа. Одним из первых нанес удар по земле древлян юный Лют, сын воеводы Свенельда. Потеряв всех родных, Берест вознамерился отомстить ему. Не раз еще в сражениях Древлянской войны пересекутся пути двух непримиримых противников – в борьбе за победу и за обладание мечом покойного Игоря, который жаждет заполучить его сын и наследник Святослав.
В историко-приключенческих произведениях В. Н. Балязина, написанных для детей старшего возраста, в увлекательной форме рассказывается о необыкновенных приключениях и путешествиях. Судьба забрасывает героев в различные части мира, их перипетии описываются на фоне конкретных исторических событий.
Повести известной английской писательницы, посвященные истории Англии. Первая повесть переносит читателя в бронзовый век, вторая - во второй век нашей эры. В обеих повестях, написанных живым, увлекательным языком, необыкновенно ярко и точно показаны нравы и обычаи тех далеких времен.
Отгремели выстрелы на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Виновные арестованы. Началось следствие. Судьи пока не знают, что перед ними: неудачный дворцовый переворот, военный мятеж или новая французская революция? Поведут ли нити расследования к высшим должностным лицам, членам царской семьи, за границу? Генерал-адъютант Бенкендорф ведет секретное делопроизводство, материалы которого по окончании следствия будут сожжены. Остается только догадываться, что за тайны Николай I не захотел передать потомкам.
Нестор Махно – известный революционер-анархист, одна из ключевых фигур первых лет существования Советской России, руководитель крестьянской повстанческой армии на Украине, человек неординарный и противоречивый, который искренне хотел построить новый мир, «где солнце светит над всей анархической землей и счастье – для всех, а не для кучки богатеев». Жизнь его редко бывала спокойной, он много раз подвергался нешуточной опасности, но не умер, и потому люди решили, что у него «девять жизней, як у кошки». В третьей книге трилогии акцент сделан на периоде 1919–1922 годов, когда Махно разошёлся в политических взглядах с большевиками и недавние союзники в борьбе за новый мир стали непримиримыми врагами.
Нестор Махно – известный революционер-анархист, одна из ключевых фигур первых лет существования Советской России, руководитель крестьянской повстанческой армии на Украине, человек неординарный и противоречивый, который искренне хотел построить новый мир, «где солнце светит над всей анархической землей и счастье – для всех, а не для кучки богатеев». Жизнь его редко бывала спокойной, он много раз подвергался нешуточной опасности, но не умер, и потому люди решили, что у него «девять жизней, як у кошки».Во второй книге трилогии основное внимание уделено периоду с начала 1918 года до весны 1919-го, когда Махно ведёт активные боевые действия против «германцев», стремящихся оккупировать Украину, а также против белогвардейцев.
Нестор Махно – известный революционер-анархист, одна из ключевых фигур первых лет существования советской России, руководитель крестьянской повстанческой армии на Украине, человек неординарный и противоречивый, который искренне хотел построить новый мир, «где солнце светит над всей анархической землей и счастье – для всех, а не для кучки богатеев». Жизнь его редко бывала спокойной, он много раз подвергался нешуточной опасности, но не умер, и потому люди решили, что у него «девять жизней, як у кошки». В первой книге трилогии основное внимание уделено началу революционной карьеры Махно.