Париж с нами - [51]

— Чуть не забыл. На собрании еще объявили, что Папильон просит восстановить его в партии.

— …тем более, что говорят, того и гляди нагрянут шпики и схватят его. Они не посмотрят на его раны. А еще говорят, охранники могут воспользоваться всем происходящим и снова попытаются выкинуть нас из здания. Но это, скорее всего, просто слухи.

— Ну, они-то наверняка мечтают об этом.

— А тут еще эти грузовики. Все время едут и едут. Когда они проезжают мимо, все дрожит. А когда они поворачивают вон там, знаешь, так фары бьют прямо в окно. Можно даже сосчитать, сколько проехало машин.

— Ладно! Тем более мне нужно скорей отправляться. Ну, я пошел.

Люсьен застегнул куртку, поднял воротник, надвинул кепку на уши и поцеловал Жоржетту в обе щеки, как всегда перед уходом.

— Ты хоть береги себя. Смотри, чтобы тебя не покалечили или не схватили. И не лезь зря на рожон.

— Не говори глупостей. Ведь приедет Жинетта, неужели ты думаешь, мне не хочется ее увидеть? Ну, до свиданья.

* * *

Только Люсьен успел это сказать, как в коридоре послышались шаги. Еще секунда — и Люсьен ушел бы. В дверь постучали и вошел товарищ — Люсьен и Жоржетта его знают — он живет на одной улице с депутатом Жоржем. Но в дверях темновато, и его не сразу узнали.

— Привез принцессу! — объявил он.

Вошел мальчик в хорошем новом пальто, в длинных брюках, засунутых в башмаки, в берете. Люсьен и Жоржетта немного удивились, увидев этого мальчика, и ждали, что вслед за ним появится Жинетта…

Но товарищ закрыл за собой дверь, и сразу все стало ясно: мальчишка — это и есть Жинетта.

К тому же она была уже в комнате, на свету. Она держалась, как всегда, застенчиво. Но сейчас к этой застенчивости примешивалось что-то еще.

— Чорт возьми! — пробормотал Люсьен, побледнев. — Моя дочь!

Он подошел к девочке и снял с ее головы берет.

Жинетта оказалась наголо остриженной.

— Боже мой! — простонала Жоржетта, чуть не плача.

Бритая голова у мальчика не так поражает, как у девочки…

— Такие прекрасные волосы… — Люсьен обращался к Жоржетте, как будто призывая ее в свидетели того невероятного, что произошло. Потом спросил у Жинетты:

— Почему они это сделали?

— Они боялись, что у меня вши.

Люсьен поднял руку, сжал кулак и поискал глазами, на что бы его опустить… Не на что… и он угрожающе потряс им в воздухе:

— Чорт побери!

Повернувшись ко всем спиной, Люсьен подошел к комоду и положил на него свой огромный кулак, и хотя он это сделал очень осторожно, старенький комод не выдержал такой тяжести и затрещал.

— У них самих, наверно, полно вшей!

— Не кричи. Перебудишь ребятишек, — успокаивала его Жоржетта. Она обняла дочку и наконец-то поцеловала ее. Люсьен, казалось, вообще забыл, что это надо сделать. Жинетта расплакалась.

— А ты тоже хороша, не сумела постоять за себя, — сурово сказал отец, повернувшись в полоборота к Жинетте.

Жоржетта тихонько подтолкнула дочь к мужу. Люсьену стало жалко безмолвно стоявшую за его спиной девочку, он обернулся, обнял ее за плечи, прижал к себе, но все же не поцеловал.

— Жинетта, дорогая моя.

Пришедший с девочкой товарищ продолжал стоять у двери. Он чувствовал себя лишним и, возможно, был даже слегка удивлен и обижен оказанным приемом. Но ведь должен он понять…

— А теперь прощайте, — сказал он так, будто нашел все естественным. — Багаж в привокзальном кафе. Взять его надо завтра утром. Все оплачено. Там три места.

— Откуда три? — разозлился Люсьен. Он помнил, что Жинетта уезжала всего с одной корзинкой для голубей, остававшейся от шахтерского мальчика… Мы-то этого мальчика не обрили, подумал Люсьен.

— Там велосипед, — счастливым голосом объявила Жинетта.

— Пусть возьмут себе! — выкрикнул Люсьен. — Передай им, что мне не нужно от них подачек!

Он уже не отдавал себе отчета, что говорит. Товарищ ведь не едет в Париж.

— Я-то… — товарищ пожал плечами и, даже не найдя нужным досказать «я-то тут ни при чем», открыл дверь.

— Вы бы хоть немножко посидели у нас. Выпили бы чашечку, — предложила Жоржетта.

— Да нет, нет, вы со мной не церемоньтесь. — И он ушел.

— Человек впервые у нас в доме, что он о нас подумает? — проговорила Жоржетта.

Но Люсьен ничего на это не ответил.

— Завтра же напишу им, вот увидишь! За кого они нас принимают? — угрожающе сказал он.

Тут он вспомнил о девочке, она все еще продолжала стоять рядом с ним, а он ее так до сих пор и не поцеловал.

— Сама понимаешь, я ведь злюсь не на тебя, — объяснил Люсьен, нагибаясь к дочке и крепко целуя ее в обе щеки.

— Раздевайся, доченька, — нежно сказала мать.

Чтобы снять пальто, девочка отошла от отца, и тот последовал за ней с протянутыми руками, словно оберегая ее. Но, видимо, подумав, что его жест со стороны должен выглядеть глупо, сразу же одернул себя.

— Я тоже раздеваюсь, — заявил Люсьен, резкими движениями расстегивая куртку.

— Люсьен, почему? — спросила Жоржетта.

— Не пойду. Нечего меня за дурака считать!

— Люсьен, это же не основание…

— Основание или нет, плевать я хотел. Вши! Еще что придумали! Уж я им напишу!

Люсьен снял куртку, шарф, кепку и повесил свою одежду за дверью.

Жоржетта знала, что его не переубедишь. Она помогла дочке снять пальто. Вся одежда на девочке была новая, добротная. Хороший шерстяной пуловер, Жоржетта машинально, совсем как в магазине, пощупала его. Глядя на мать, Жинетта с довольным видом улыбнулась, гордая обновами.