Париж с нами - [32]

* * *

— Не вовремя ты об этом вспомнил, — обрывает Папильона Рубо. Так сурово, жестко, без всяких церемоний, как если бы он был коммунистом. А ведь кое-кто из некоммунистов, даже руководящие работники, порой миндальничают с коммунистами, словно не решаются с ними разговаривать на своем языке. Вот вам еще одно подтверждение, что Рубо честный малый, прямой, без всяких заковырок. Для него коммунисты — свои ребята.

Вот почему Папильон, не оправдываясь, проглатывает замечание.

Демонстранты снова запели — они увидели охранников. Те маячат сквозь двойную решетку: одна окаймляет бульвар здесь, а другая тянется справа, вдоль него, за поворотом. Правда, охранники пока еще видны словно в тумане, толпа людей на тротуаре сливается с ними. Ну что ж! Мы ведь тоже кое-что значим.

Песня гремит с такой силой, что разговаривать приходится чуть не касаясь лица собеседника и усиленно жестикулируя.

— Что же вы решили дальше делать? — кричит Анри в самое ухо Рубо. Поль тоже наклоняется к ним, но ничего не слышит.

— Обстановка подскажет!.. Когда подойдем туда, станет ясно! — отвечает Рубо, дополняя свои слова движениями плеч и рук. Дальше он уже совсем отказывается от слов и все объясняет жестами: сейчас повернем, пойдем по бульвару до ворот порта, показывает он, вытягивая руку, а тут, у ворот, — Рубо соединяет ладони, широко растопырив пальцы, — мы остановимся, если это окажется возможным, — добавляет он мимикой лица, вытянув вперед нижнюю губу и с сомнением покачивая головой.

Анри не вполне с ним согласен.

— Остановимся у ворот? — повторяет он жест Рубо. — А может быть, попробуем прорваться дальше? — показывает он и вопросительно смотрит на Рубо, но тут же сам отрицательно качает головой. — Нет.

— Нет, — поддерживает его Рубо, качая головой, лицо его выражает глубокое сомнение, и губы издают при этом какой-то звук, которого, конечно, не слышно.

До чего же человек интересно устроен! Даже в такой обстановке он способен подметить какие-то комические стороны… Приглядеться сейчас к Анри и Рубо — они своей жестикуляцией напоминают танцоров, которые пустились в пляс без музыки… Анри улыбнулся, глядя на гримасу Рубо, и тот в ответ тоже рассмеялся: они поняли друг друга.

Во время секундной паузы, перед припевом, Анри скороговоркой успевает сказать:

— Сейчас, пожалуй, рискованно. Может, завтра… — И уточняет жестами: поджимает губы и показывает назад рукой — маловато нас…

Метров за пятьдесят до поворота бульвар Себастьен-Морнэ лезет вверх. На таком крутом подъеме во весь голос не попоешь, и песня смолкает. Колонна продолжает шагать в напряженной тишине. Зрелище кажется особенно внушительным, потому что сейчас перед демонстрантами порт открылся почти целиком — отсюда решетка уже не загораживает его. До сих пор бульвар все время немного поднимался, но все же решетка еще окаймляла его, а здесь, у подножья холма она уже спускается вниз наискось по склону и так доходит до порта. Бульвар Себастьен-Морнэ после поворота тоже идет вниз и достигает уровня порта за несколько метров до первых ворот. С холма кажется, что находишься на одной высоте со зданием базы подводных лодок…

Внезапно демонстранты замечают американские эсминцы. Наконец-то их можно разглядеть. Из верфи они были видны только с палуб больших пароходов, стоящих в сухих доках.

Сверху легко различить, где толпа и где полицейские. Отчетливо вырисовывается последний в шеренге охранник — он стоит у угла решетки, тут же под горкой. Охранник смотрит вверх на демонстрантов, и они смотрят на него. Вот он что-то сказал своему соседу, тот передал дальше, и так, по цепочке, дошло до самых ворот, до тех ворот, к которым направляется демонстрация, и где, как черная туча, стоят офицеры и основные силы охранников…

— Товарищи, сомкнем ряды! — кричит, обернувшись, Рубо.

Его слова уже по другой цепочке передаются вдоль рядов демонстрантов, постепенно утрачивая свою силу, как смягчается удар по буферу от вагона к вагону. В последних рядах команда Рубо уже передается как шутливая толкотня, пинки и смех…

Приближаясь к повороту бульвара, колонна подтягивается. Надо же предстать в боевом порядке перед толпой, которая уже рукоплещет им! Поют, конечно, «Привет семнадцатому полку». Вовсе не потому, что демонстранты собираются переубедить охранников. Нет, они их достаточно хорошо изучили. Это вам не солдаты! Сейчас «Привет семнадцатому полку» обвиняет, угрожает… И чтобы у охранников не оставалось на этот счет никаких сомнений, несколько демонстрантов поднимают кулаки и кричат: «Семнадцатый хоть перешел на сторону трудящихся! А вы — жалкие наймиты, вам платят деньги, чтобы вы шли против нас! Ну что ж, делайте свое гнусное дело, если у вас нет стыда. Но берегитесь!..»

Бо́льшая часть толпы на тротуаре поет вместе с демонстрантами, поддерживает их возгласами и неистово аплодирует.

Впереди над колонной реют знамена. Почетное право нести их получили старики, но около каждого на всякий случай идет молодой рабочий, идет с таким гордым видом, словно он тоже знаменосец.

Еще одна загадка — охранники не только дают демонстрантам подойти к воротам порта, но даже здесь не нападают на них. Их словно подменили, они сами на себя не похожи.