Париж от Цезаря до Людовика Святого. Истоки и берега - [43]

Часть правящего класса могла сколько угодно принимать сторону англичан или служить их интересам – в этом теперь видели всего лишь «коллаборационизм». И в течение целого века, полного перемен, Франция не успокоится – не успокоится до тех пор, пока не вернет себе той самостоятельности, какой добилась во времена Филиппа Августа и под его властью.

Подчинять любые личные интересы центральной власти, быть независимым по отношению к Святому престолу, быть независимым от Германской империи, не допускать ни малейшего вмешательства никаких иноземных правителей в государственные дела Франции и в еще меньшей степени чьего бы то ни было господства даже над пядью французской земли – эти политические принципы сделал для себя законом на весь период царствования Филипп Август и других заставил с ними считаться. Тем же принципам будут следовать в течение веков после него все великие короли и все великие министры: Филипп Красивый и Мариньи, разгромивший орден тамплиеров и загнавший пап в Авиньон, Карл V, получивший после Креси и Пуатье совершенно разоренное королевство, Людовик XI, Генрих IV, Ришелье, Людовик XIV…[285]

После Бувина Филиппу Августу оставалось прожить еще десять лет – десять лет на то, чтобы укрепить свое творение.

Если мы пусть в общих чертах, но довольно подробно остановились на судьбе этого монарха-колосса, самого, может быть, значительного из властителей Франции, то главным образом из-за нераздельности его судьбы с Парижем: в Париже он родился, в Париже царствовал, Париж он преобразил, как преобразовал все королевство.

«Завещание», написанное им перед Крестовым походом, – это длинная инструкция, в которой он в деталях расписывает, как управлять государством, шедевр организационной мысли: по этому документу, никто в государстве не мог воспользоваться отсутствием монарха и даже его смертью, чтобы перехватить власть над другими.

Регентами назначались те лица, к которым, казалось бы, по традиции должно было переходить управление: королева-мать, архиепископ Реймсский, – но при этом реальная власть у них отнималась. Хранить казну Филипп Август доверил ордену тамплиеров, но ключей от сундуков рыцарям этого ордена не оставил, а передал одному из высокопоставленных королевских должностных лиц и шести именитым горожанам. Им же была передана на время отсутствия Филиппа Августа королевская печать.[286] В этот день парижская буржуазия вошла в историю.

В том же «завещании» Филипп Август приказывал, чтобы ему каждые четыре месяца докладывали, в каком состоянии королевство и как себя ведут королевские должностные лица. За исключением случаев убийства, похищения или измены, ни один из прево и бальи (предки префектов и супрефектов, им учрежденные) не мог быть смещен или даже перемещен без согласования с ним.

Наконец, там же было объявлено, что запрещается введение каких бы то ни было чрезвычайных налогов или пошлин, даже в случае смерти самого Филиппа Августа, до совершеннолетия его сына. Такого правителя Франция не знала за все время своего существования.

Кроме того, в связи с началом Крестового похода, желая, чтобы его столица, центр королевской власти, была надежно защищена от любого нападения, Филипп Август решил «окружить часть Парижа, находящуюся на севере от Сены, сплошной крепостной стеной, оснащенной башнями и укрепленными мостами». Позже, во времена Бувина и разгрома коалиции, он дополнил оборонительные сооружения точно такой же стеной вокруг южной части города. Самые первые ограждения, галлороманские, отстроенные Эдом и дополненные Людовиком Толстым, заключали в себе только десять гектаров Сите, а ограждения, возведенные Филиппом Августом, – двести пятьдесят три гектара. Стены были высотой шесть метров, толщиной три метра, с тридцатью тремя башнями на севере и тридцатью четырьмя на юге. Пройти в город можно было через одни из двух дюжин строго охраняемых ворот.

Для того чтобы легче было наблюдать за рекой и чтобы перекрыть доступ к городу вдоль нее, Филипп Август приказал возвести выше по течению передовое оборонительное сооружение – Ла Турнель,[287] а ниже – две внушительные башни, одну против другой, башни, которые еще прославит История. Первая называлась сначала башней Филиппа Августа, потом – Филиппа Амлена,[288] а еще позже она стала знаменитой Нельской башней,[289] если верить легенде – пристанищем для королевских адюльтеров. Затем на ее месте выстроят Французский институт,[290] так что академики сегодня заседают примерно там, где была постель Маргариты Бургундской.[291] А вторая – башня Лувра – положила начало будущему дворцу, который столько раз увеличивали и который вместил в себя столько пиршеств и столько драм династии Валуа…

Хорошо защищенный стенами, Париж мог теперь строиться в безопасности, строиться на века.

Удивительно, сколько было сделано в Париже за период царствования Филиппа II Августа! В это время не только продолжалось строительство собора Парижской Богоматери, но и была отстроена заново церковь Святой Женевьевы, да и кварталы Сент-Оноре, Сен-Пьер (превратившийся позже в Сен-Пер), Матюрен,[292] получившие свои названия от храмов или монастырей, которые там были основаны, датируются именно этой эпохой. Король решил построить три новые больницы, три новых акведука (впервые после римских), многочисленные фонтаны и источники, в том числе фонтан Невинных, устроенный на месте бывшего городского кладбища. Теперь парижанам было где взять чистую воду и можно было не ходить к реке за водой, в которую чего только не попадало. Для того чтобы обеспечить лучшую гигиену в местах торговли продовольствием и облегчить контроль за ценами, открыли Центральный рынок – примерно там же, где до недавних времен находилось Чрево Парижа. Среди предписаний, касавшихся столицы, был приказ о строительстве ратуши