Париж на тарелке - [40]

Пытаюсь себе внушить, что о моем появлении прекрасно известно. Кроме того, на часах — десять утра, в это время консьержи по всему Парижу раскладывают ключи, подметают коридоры и меняют мусорные ведра. Мне нужно забрать ключи, закинуть вещи, немного передохнуть, после чего отправиться на Эйфелеву башню.

Переход со второй на четвертую линию на Барбе Рошешуар дается мне куда проще, чем я ожидал. Более того, мне даже удается найти свободное сиденье, так что на четыре остановки можно расслабиться. Я выхожу на «Анвер», иду по бульвару и сворачиваю налево на узенькую улочку Севест. Она уводит немного вверх на площадь, аккурат под Сакре-Кёр. Я останавливаюсь возле массивной дубовой двери дома номер шестнадцать. В доме несколько этажей. От него до парка с каруселью буквально рукой подать. Фуникулер, на котором можно добраться наверх, к Сакре-Кёр, расположен чуть дальше.

Владелица квартиры мадам Галена снабдила меня кодами к электронным замкам внутренних и внешних дверей. С некоторым трудом мне удается их открыть. Короткий темный коридор ведет в маленький внутренний дворик, залитый цементом. Размером он с просторную тюремную камеру, и я сразу ощущаю себя заключенным. Напротив выхода во дворик — окошки с кружевными занавесками. Практически наверняка это квартира консьержа. Огни в окнах не горят. Никого не видно. Я прижимаюсь лицом к стеклу и вглядываюсь. В темноте едва различим стол, на котором стоят семейные фотографии. Мадам Галена сказала, что мне предстоит иметь дело непосредственно с мадам Фернандес. Я в третий раз стучу в дверь. Ни ответа ни привета. Ничего и никого. Ни единой живой души. Очень холодно, ненамного теплее, чем на улице.

Парижские консьержи практически никогда не отлучаются со своих рабочих мест. Кроме того, здесь должен присутствовать месье Фернандес, но его тоже нет. Я пытаюсь себе внушить, что они отошли совсем ненадолго. На одной из двух винтовых лестниц, выходящих во двор, слышны шаги. Появляется пожилой господин в фуражке. Не знает ли он, где можно найти мадам Фернандес. «А разве ее нет на месте? — с изумлением спрашивает пожилой господин. — Обычно она всегда у себя», — добавляет он. И обещает, что попытается найти ее или ее мужа и тут же отправит их сюда, чтобы они мне отперли дверь квартиры.

Я жду. На часах уже одиннадцать. Начинаю замерзать. По второй лестнице во двор спускается женщина лет за тридцать. По ее словам, мадам Фернандес подрабатывает уборщицей в аптеке неподалеку. Я выхожу на улицу и окидываю взглядом округу. Вижу несколько магазинов, торгующих пестрыми, яркими тканями. Никакой аптеки не наблюдается. Возвращаюсь во дворик и звоню в агентство. Ах, месье Доунс, как нам жаль. Вам следовало заранее предупредить консьержа о своем появлении. Я говорю Вольфгангу, занимавшемуся бронированием, что консьерж великолепно обо всем знала. У Вольфганга немецкий акцент, но он предпочитает общаться со мной по-английски. «Мне что, надо было сообщить консьержу, когда я приду, с точностью до минуты?» — с некоторым раздражением интересуюсь я. Вольфганг заверяет, что немедленно займется моей проблемой и, как только что-нибудь выяснится, сразу же мне перезвонит.

Проходит еще десять минут. Звонит телефон. Вольфганг сообщает, что ко мне едет из предместий дочка хозяйки. Она меня и впустит. «И где же эта дочка сейчас?» — вопрошаю я. Оказывается, недалеко — в предместьях. Никакой другой, более подробной информации он мне сообщить не может. А у него, у Вольфганга, есть ключи? Нет. Значит, так, я примерно представляю, сколько человеку требуется времени, чтобы добраться из предместий до центра Парижа. В среднем два часа. Если повезет — полтора. Вольфганг уверяет, что, к сожалению, ничего нельзя поделать, поскольку сама мадам Галена в Италии. Мне остается только вздохнуть.

Проходит еще двадцать минут, и я снова звоню в агентство. «Значит, так, — говорю, — мне надо работать, и я не могу ждать ни консьержа, ни дочку хозяйки». Не будет ли Вольфганг столь любезен их поторопить? «Я посмотрю, что можно сделать», — отвечает он. Проходит еще четверть часа. Снова звонок. Сквозь смех и шум машин до меня доносится женский голос. Связь то и дело прерывается. Я выхожу на улицу в надежде, что там будет лучше слышно. Практически ничего не понимаю. Такое впечатление, что мне звонит дочь мадам Галена. Она в Риме, где сейчас находится вместе с матерью. При этом меня просят не беспокоиться, сообщая, что меня впустит в квартиру Мишель. Понятия не имею, кто она такая. Я спрашиваю, когда она явится. «Минут через десять», — слышу в ответ. Я благодарю за звонок.

Опять звонит Вольфганг. Он извиняется, что ничем не может мне помочь. Я говорю ему, что оставляю вещи во дворике. Когда мадам Фернандес вернется, пусть занесет их к себе. Вольфганг говорит, что он всего-навсего агент и его вины в случившемся нет. Ему остается рассчитывать, что владельцы квартир и консьержи как-нибудь сами справятся с такими вопросами, как передача ключей съемщику.

Я сую компьютер в рюкзак, забираю все ценные вещи (их не так уж и много) и сваливаю весь скарб у дверей в квартиру консьержа. На листе формата А4 пишу, что эти вещи принадлежат месье Доунсу, снимающему квартиру мадам Галена. Я вернусь около четырех. Пусть мне позвонят и объяснят, как и где мне получить ключи, или же пусть просто сунут их в мой рюкзак. Большое спасибо. Эйфелева башня не ждет.