Пари - [2]

— Ну ты чо? Все сидишь? Всякую дребедень читаешь, — Ленка бесцеремонно заграбастала с моего стола пачку сигарет, выудила одну своими длинными пальцами с безупречными ногтями и прикурила. — Слышь, посмолю тут у тебя, пока нашего нет. Господи! Как ты можешь курить эту гадость? — Ленка уничтожающе поглядела на сигарету, как будто это был не Мальборо, а козья ножка.

— «На халяву даже гадость доставляет людям радость, даже если будет рак — пусть достанется за так…», — выдала я свой очередной экспромтик и тоже засунула в рот канцерогенку.

Ленка не отреагировала. Она с явным отвращением на лошадином лице затягивалась и выпускала дым изящными кольцами. Она все старалась делать аккуратно, изящно и эротично. Возможно этим она пыталась поразить своего шефа, а может это у нее было врожденное, как болезнь Дауна, но преподносила она себя исключительным образом. Я любовалась на ее худые ляжки и думала, что она даже писать (в смысле — по-маленькому) должна изящно. Пока я пыталась представить как ее аккуратная розовая попка размещается на кольце унитаза, она достала из сумочки косметичку и начала рисовать себе лицо.

— Чего это у тебя такое? — заинтересовалась я, увидев загадочную баночку с вонючей жидкостью неизвестного мне назначения. Ленка отмахнулась. Ей было некогда отвечать, она была в процессе делания рта. Я закурила еще одну мальборину.

— Много куришь. Будут желтые зубы и дурной цвет лица. — Лошадь Пржевальского как по мановению волшебной палочки превратилась в Синди Кроуфорд.

— Ага, а еще полный букет страшных заболеваний типа прогрессирующей шизофрении, нимфомании и СПИДа, — мне было искренне наплевать на цвет лица и зубы, лишь бы не болели и не вываливались в тарелку с супом в неподходящий момент.

Новоявленная Синди Кроуфорд медленно поднялась с кресла, поправила юбку, которая мне ужасно нравилась своей ненавязчивой длиной, а вернее отсутствием таковой и поплыла к двери, качая узкими бедрами. Возле двери оглянулась, бросила невзначай:

— Ты бы тоже хоть накрасилась что ли. Бледновато выглядишь. И прическу поменяй, и стиль одежды, и походку, и вообще…

Она ушла, а я задумалась над этим «и вообще». Чего ей не понравилось? Нет, конечно, нельзя отрицать того факта, что к категории красавиц и роковых женщин я не отношусь, а собственно, что с того? Мое существование от этого не становится трагичнее. Я извлекла из недр старой необъятной сумки зеркальце и отряхнув с него налипшие кусочки табака, стала рассматривать свою физиономию. Носик славненький — такой слегка курносоватый и крупноватый, глазки как глазки, серенькие и, если приглядеться, заметно косят влево, что, как известно, признак аристократизма, лобик в меленьких таких прыщиках (следствие односторонне употребленного вчера Ленинградского торта) и довольно приличный большой рот. Вполне обычные щеки как и у прочих гомо сапиенсов, и подбородок опять же, как у всех людей, даже с такой премиленькой ямочкой посередке. Короче, ничего такого пугающего и мне неизвестного я не обнаружила.

С фигурой у меня тоже все достаточно прилично. Легкая сутуловатость и почти полное отсутствие бюста возмещается довольно стройными и длинными ногами, которые я уже который год одеваю в хорошие, пусть слегка потрепанные, американские джинсы. Неизменный серый (иногда бежевый) свободный свитер. Ну и плевать, что не оригинально, зато удобно и не надо каждое утро размышлять над тем что надеть. Я, кстати, себя очень даже люблю и не намерена терпеть никаких таких дискомфортов, связанных с наведением и поддерживанием привлекательного внешнего вида. Лет семь назад, находясь в Ленкином цветущем возрасте, я тоже могла часами разрисовывать себе фасад. Мне это, помнится, даже доставляло удовольствие. Стыдно сказать, но мне было в огромный кайф болтаться по улицам в мини-мини юбчонке, ловить на себе не самые вежливые взгляды красивых и не очень мужчин и чувствовать себя неотразимо-прекрасной. Тогда ни одна мозоль не могла заставить меня сменить «шпильки» на кроссовки, и ни один мороз не вынудил бы меня надеть вместо тонких колготок шерстяные. Но это тогда, семь лет назад. Эх Ленка, Ленка. Я еще раз взглянула на себя в зеркальце и осталась весьма довольна «Третий сорт — он, знаете ли, не брак», как любит говорить моя лучшая подружка Инка. Удовлетворенно вздохнув, я залила свое удовлетворение крепким кофе без сахара и вернулась к позабытой было юной блондинистой девице, которая уже на пятнадцатой странице романа подавала определенные надежды зеленоглазому миллионеру с виллой и розовым лимузином на закуску. Класс!

— Принимай тару, — раздался со двора Федин голос. Это он так острил. Я отложила книгу в сторону и надела умное лицо. Приехал патрон.

* * *

«Седой мужчина во фраке налил в стакан еще немного пунша и подошел к девушке. Она подняла на него свои прекрасные чистые глаза и спросила: „Вас что-то печалит дорогой друг?“»

Мой «пушистый» старый маразматический шеф смачно прихлебывал из блюдца ромашковый чай и грустно вздыхал. Поскольку вздыхал он уже с минут эдак сорок, было бы странно не понять, что мужчина явно напрашивается на сочувствие.